К юбилею оркестра «Таврический». Интервью Михаила Голикова

В Петербурге отгремели торжественные концерты, посвященные 10-летию оркестра «Таврический» под управлением дирижера Михаила Голикова. Празднование началось в alma mater именинника, Таврическом дворце. Самый молодой профессиональный коллектив нашей страны поздравили ведущее колоратурное сопрано Франции Элизабет Видаль, прима-балерина Дарья Павленко, солист Мариинского театра Александр Сергеев. Второй праздничный концерт состоялся в КВЦ «Экспофорум», где выступили солистка Мариинского театра Ольга Пудова, народная артистка РСФСР Светлана Крючкова, российская и грузинская джазовая певица Этери Бериашвили, солист московского театра «Геликон-опера» Дмитрий Янковский, бельгийский гитарист и композитор Франсис Гойя, пианист-виртуоз Дмитрий Гайворонский и другие.

Объединил стольких выдающихся людей народный артист Кабардино-Балкарии дирижер Михаил Голиков. Именно его идеи, новаторские эксперименты привлекают музыкантов и исполнителей самых разных жанров. С чего же начался творческий путь маэстро и его оркестра расскажет сайту DailyCulture.ru сам Михаил Голиков.

– Михаил, Вы родились в Ленинграде?

Да, я коренной петербуржец в четвертом поколении. Точнее, коренной ленинградец.

– Вы из музыкальной семьи?

Нет, семья у меня не музыкальная, родители были инженерами, и профессиональных музыкантов в роду никогда не было. Так что я стал первым.

– Что же привело Вас в музыку?

В детстве я был беспокойным ребенком. В детском саду во время тихого часа постоянно устраивал «концерты» — пел песни, стучал по барабану — я замучил всех. Перед моими родителями воспитатели поставили ультиматум: или вы отводите ребенка в музыкальную школу, чтобы он там выплескивал свою энергию, либо мы выгоним вас из садика. Так получилось, что в четыре года я оказался в музыкальной школе, и дальше уже вся моя жизнь оказалась связана с музыкой.

– Привести в музыкальную школу — это только половина дела. Как беспокойный мальчишка сумел в ней задержаться?

Да, не все мальчики выдерживают музыкальную школу. Тут важную роль сыграл другой случай. Как все мальчики в переходном возрасте я больше любил футбол и гулять во дворе с девочками. В какой-то период я стал прогуливать занятия музыкой и начал играть в футбол, причем практически на профессиональном уровне. Именно на футбольном поле в подростково-юношеской команде «Московская застава» мой тренер открыл мне мой путь в жизнь. Он, распустив всех игроков, оставил после тренировки меня одного и сказал: «У тебя на поле будет отдельная роль — ты будешь дирижером». Я к тому моменту уже десять лет занимался музыкой, пел в хоре под управлением дирижера. Конечно, я возмутился: «Здесь-то он зачем?!» Тогда он мне прояснил, что дирижер — это человек, который не только дирижирует каким-либо коллективом —это гораздо больше. Данная профессия проявляется в любом деле, даже в игре в футбол. Этот игрок на поле должен был понимать суть происходящего, вовремя давать другим членам команды нужные импульсы, руководить игрой. Меня это захватило. В тот момент я учился как пианист, но через какое-то время перевелся на дирижерский. И в пятнадцать лет принял свое первое взрослое решение — бросил футбол и полностью посвятил себя музыке.

 – Решение тренера было продиктовано Вашими личностными качествами, Вы изначально были лидером? Ведь дирижер, в первую очередь, это лидер?

Безусловно, за ним должны идти, и неважно, будет это команда на футбольном поле или коллектив на сцене. Я не могу сказать, что во мне тогда что-то разглядели, скорее, я что-то почувствовал и уже дальше утверждался в этом. Утверждался благодаря внутренним ощущениям, успехам в учебе, выигранным конкурсам. Главное пришло гораздо позже, ведь все-таки дирижер — профессия достаточно возрастная. Дирижер становится дирижером тогда, когда он уже что-то доказал. Не как инструменталист, вот он выучился, прекрасно играет — он исполнитель. Дирижер может два раза выучиться, как я, например, но еще никем не быть. Должен пройти целый этап, когда ты зарекомендуешь себя в работе с разными коллективами или соберешь свой коллектив и сделаешь его заметным, интересным, профессиональным. В общем, нужно заслужить право называться дирижером.

– Когда лично Вы впервые почувствовали причастность к этой профессии уже на музыкальном поприще?

Мой первый консерваторский педагог Александр Иванович Крылов перед смертью оставил на меня, зеленого 18-летнего студента первого курса, свой огромный коллектив хора Технологического института, которым он руководил к тому моменту уже пятьдесят лет. Это было важная веха в моем развитии. Я впервые почувствовал не только лидерские, максималистские порывы задорного мальчугана, которому дали шанс показать, что он быстрее, выше и сильнее, но и дирижерскую ответственность. Ответственность перед коллективом в сто человек.

– Вы начали как дирижер хора, а потом решили получить еще одно высшее образование, как так вышло?

Только в нашей стране существует государственный стандарт образования, строго разделяющий две профессии: хорового и оперно-симфонического дирижера. Во всем мире это единая профессия. У нас же, учитывая огромные хоровые традиции, в особенности, созданные в советский период, профессия хорового дирижера превратилась в одну большую, самодостаточную профессию. Когда я только начал учиться, в конце первого курса, я создал свой хор. Камерный хор «Петербургские голоса» был очень ярким, самобытным коллективом, выиграл множество конкурсов в Европе, дал большое количество гастролей. Но мне хотелось развиваться дальше, создать и свой оркестр, поэтому для дальнейших шагов в профессии пришлось закончить консерваторию дважды.

– С оркестром было сложнее, чем с хором?

Это совсем другая организационная форма, она по сравнению с хором гораздо более сложная. Здесь нужны были инструменты, стулья, пюпитры. Музыканты все были разные. В хоре-то как? Все поют, все с одинаковым менталитетом. В оркестре все по-другому: скрипачи думают одно, флейтисты — другое, трубачи — третье, ударники — четвертое, а арфистка — вообще человек с другой планеты. Все это надо было учесть, соединить и сделать коллектив. Такая задача была мне интересна, это был вызов. В «Таврическом» я соединил весь опыт, полученный в других коллективах, наверное, поэтому он получился таким монолитным, ярким.

– Как зародился коллектив, что можно считать его отправной точкой?

Началось все с Капеллы «Таврической». Десять лет назад я как творческий идеолог предложил воссоздать тот исторический коллектив, который был у Григория Потемкина в XVIII веке. В него входили оркестры, театральная и балетная труппы, хор. Отсюда и название «Капелла» — соединение разных коллективов. Капеллу «Таврическую» мы создавали по образу и подобию потемкинской. Мы хотели воссоздать историю нашей страны, важного культурного слоя нашего города. Если вдуматься, коллектив Потемкина — старейший музыкальный коллектив, еще не было ни Филармонии, ни Певческой капеллы. Идея была правильная, хорошая, но полного воплощения она не получила. В какой-то момент сам проект остался исторической проекцией, а коллективы пустились в свободное плавание. Оркестр «Таврический» как ядро этой Капеллы тоже выделился в отдельный проект, с которым я уже пошел дальше.

– Вы часто говорите об истории, увлечены этой наукой?

История — одна из тех наук, которая мне наиболее близка. Особенно сегодня мы отчетливо можем видеть, как через любое средство массовой информации можно легко исказить историю. Поэтому к ней важно подходить как к науке — с серьезными, подтвержденными фактами. Иначе скоро не мы будем происходить от обезьян, а они будут происходить от нас. В своей работе я стараюсь всегда максимально отталкиваться от исторических фактов. Я изучаю мир композитора через призму истории, особенно это касается музыки XX века — Рахманинов, Шостакович, Прокофьев. Именно с истории возникновения импульса к написанию того или иного произведения начинается его восприятие.

– Ваше увлечение историей способствовало тому, что Вашему оркестру стало тесно в стенах музыкальных залов. «Таврический» участвует в исторических фестивалях, реконструкциях, даже снимается в военных кинолентах.

Я рад, что сейчас это становится заметным. Мы с первого дня старались идти не по пути традиционного академического коллектива, а именно коллектива, который способен открывать что-то новое. В составе оркестра яркие молодые люди, способные на любой подвиг. Да и для меня, динамично живущего человека XXI века, такие эксперименты интересны.

– Жажда экспериментов воплотилась и в жанровом разнообразии исполняемой «Таврическим» музыки? На Ваших концертах можно услышать оперу, рок, джаз, эстраду, музыку кино и мультфильмов.

Мы все должны искать что-то новое. Жанр академической музыки отчасти себя исчерпал как натуральный жанр в середине XX века, дальше пошли эксперименты в разных композиторских школах. Потом эти эксперименты закончились тем, что все стало откатываться обратно в неоклассику. Тогда я понял, что в наше время надо начинать синтезировать. Без соединения жанров, эпох невозможно обеспечить новые страницы в истории классической музыки. Музыка — это язык, который несет информацию, очень мощную и сильную. Но важно уметь и говорить на этом языке, и понимать его. Мне пришла в голову идея, используя масс-культуру, донести до ее поклонников то, что, например, идеи рок-музыки заложены еще у композиторов-предшественников в классической музыке. Музыкальная составляющая многих песен тех же Deep Purple, Led Zeppelin, Aerosmith она есть и у Бетховена, и у Мусоргского. Просто там это рассказывается инструментальным языком. Поэтому я решил соединить эти жанры сегодня и продолжить свою просветительскую работу для аудитории. От нового массового искусства мы отталкиваемся к основам, это позволяет людям раскрывать границы их восприятия музыки. Им теперь хочется увидеть не часть картинки, а всю целиком — что там, что за ней? А там леса, моря, океаны…

Елена Кавлак