Записки о трупе («Лето’85», реж. Франсуа Озон)

Алекс (Феликс Лефевр) заснул в лодке и не заметил, как изменилась погода. Солнечные лучи над его головой перекрыли серые тяжелые тучи. Море стало неспокойным. Парень запаниковал, и лодка перевернулась. Испуганный Алекс кричит в пустоту. На его истошный призыв о помощи откликнулся Давид (Бенжамен Вуазен), появившийся из ниоткуда и уже известный зрителю как Труп.

Новый фильм Франсуа Озона «Лето’85» начинается с монолога шестнадцатилетнего Алекса в наручниках. Юноша признается, что интересуется смертью, но не любит трупы. Тем не менее его рассказ об одном из них.

Измученный блондин в ожидании суда – наглый, самоуверенный и ненадежный рассказчик. Но ни Алекс, ни Озон не настаивают на том, что все истории должны быть правдой, а каждому слову нужно верить слепо – и это не новая тема для французского режиссера. Вспомнить хотя драму «Франц», где потерявшая на войне жениха девушка (Паула Бер) сочиняла рассказы о новой и счастливой жизни для его родителей. Ее байки хоть не на долго, но согревали сердца стариков. Ложь оказалась сильнее правды, в ней было больше жизни, больше тепла и красок, чем в действительности – пустой и лишенной цвета без самого важного на свете для матери и отца человека.

Написать о случившемся Алекса просит его учитель литературы месье Лефевр (Мельвиль Пупо). Это был единственный способ заставить подростка говорить, и за способность делиться с другими личными переживаниями получить бонус – добиться от суда решения помягче. Заскучавший учитель литературы и молодой амбициозный ученик, мечтающий стать писателем, не новые герои в фильмографии Озона. Они появлялись в психологическом триллере «В доме», где в меру талантливый лицеист писал рассказы, внося правки в текст жизни. Взахлеб его истории читал преподаватель, пока на своей шкуре не ощутил, на что готов пойти разгорячившийся сочинитель.

В «Лето’85» можно обнаружить приметы и других работ Озона, вплоть до цитаты короткометражного фильма «Летнее платье» 1996 года. В одной из сцен Алекс мчится на велосипеде в пестром женском платье, как Люк (Фредерик Манжено) из короткометражки. Расцветка у платьев одинаковая.

Картина снята по книге «Станцуй на моей могиле» Эйдана Чамберса, ее Озон прочитал, еще будучи подростком, и давно мечтал экранизировать. Так что не понятно: «Лето’85» вобрало идеи и наработки за всю карьеру режиссера или плоть других лент соткана из размышлений, навеянных романом. А может, Озону повезло еще в юном возрасте найти произведение, созвучное его складу ума. Впрочем, сразу все варианта могут быть справедливы.

Сегодня французскому режиссеру 52, 15 ноября он отметит очередной день рождения, летом 1985 ему было бы лет 17-18 – почти ровесник героев ленты. Середина восьмидесятых – время, с которым Озон хорошо знаком, которое помнит и спокойно воссоздает на 16-ти миллиметровой пленке. Однако его новый фильм больше, чем признание в любви к восьмидесятым. «Лето’85», как и любое другое произведение, умеющее задеть за живое, говорит о том, что времени сопротивляется – о любви, смерти, языке и искусстве.

Рассказ Алекса – заведомо обреченная на провал попытка заговорить смерть, подарить Давиду жизнь на страницах его рукописи. И не только по тому, что «мысль изреченная есть ложь» и язык тот еще предатель, мощный и в то же время не способный завладеть целиком и полностью объектом высказывания. Озон, как и юный писатель в его фильме, понимает, что обманывает не только язык – любовь тоже обманщица. В порыве любви мы не просто одеваем розовые очки, стирая отрицательные качества объекта, – мы придумываем любимого. Мысль эта не новая: пушкинская Татьяна тоже любила не Онегина, а свои фантазии о нем. Озон показывает, что столкновение с реальным человеком – болезненное разрушение сладких и нежных иллюзий, которые даже расколотые вдребезги все равно продолжают изводить и питать душу нежностью.

Давид не получает вторую жизнь на страницах, исписанных Алексом, – там лишь его Двойник. Против начинающего писателя играет язык и его отчаянная влюбленность. Озон признает: искусство не способно победить смерть – оно не сохраняет для вечности реального человека, а холит и лелеет фантазии о нем, прошедшие через фильтр языка-медиума. Да и память слабее наших грез. Одерживает верх над временем не человек, чье имя прославлено в стихах или застыло подписью к картине. «Лето’85» подводит к тому, что искусство не продлевает существование умершего. Его сила в другом: как бы ни обманывались сочинитель и его аудитория, эмоции, реакции на историю и ее героев – живые и неподдельные.

Елена Громова