Шарль Пьер Бодлер. Жизнь полная боли

«Поэт, который знает, что жизнь представляет собою мрак и боль, 

что она сложна, полна бездн» А. В. Луначарский

… Но, если ум твой в безднах бродит,

Ища обетованный рай,

Скорбит, зовет и не находит, -

Тогда... О, брат! тогда читай

 И братским чувством сожаленья

 Откликнись на мои мученья!..

«Вечно недовольным собой» молодым человеком с «непопулярным типом мышления», «принцем падали» виделся Шарль Бодлер своим современникам и близким людям – матери, отчиму, возлюбленной, друзьям. Его отовсюду гнали и нигде не принимали – ни в учебном заведении, ни в ходе путешествия-ссылки, ни в семье, ни в обществе. Лишь в ХХ столетии с него были сняты обвинения, а произведения получили право на существование. Как заметил критик А. Карте, в кризисный XX век, когда «сам мир стал трагическим», бодлеровское «трагическое видение человека» выступило «с зловещим блеском». 

Свою судьбу Бодлер смог бы охарактеризовать своим излюбленным термином, который он применял ко всему, что происходило вокруг – «упадок». Многие из его стихотворений написаны под знаком сплина, хотя лишь некоторые сохранили в своем названии природу их породившую.  Но по мнению Жан Поля Сартра незавидная и печальная судьба Бодлера – страдальца, изгнанника – сознательный выбор самого поэта, вызванный желанием отгородиться от внешнего мира, остаться до конца независимой личностью, остаться наедине с собой, в своем личном маленьком мире, где можно было бы без помех предаваться самосозерцанию. Подтверждение этой мысли можно найти в стихотворении «Непоправимое», где есть следующие строки:

…Душа одна в мерцанье тьмы

В себя, как в зеркало, глядится…

Если следовать теории Сартра далее, то, по его мнению, Шарль Бодлер сам искал и провоцировал ситуации, которые бы вели к отчуждению, а затем к страданию – «дендизм», используемый дабы подчеркнуть свое отличие и непохожесть на других; создание не всегда доступной для пониманию поэзии; нарочитое нарушение запретов; отчужденность близких; бедность и долги, наличие которых Бодлер объяснял не иначе как высокой требовательностью к себе и высокими помыслами, вследствие чего он всего себя без остатка отдавал творчеству, и у него не оставалось сил на хитрости при общении с издателем, путем которых посредственные литераторы имели коммерческий успех; даже «дурная» болезнь могла быть намеренной. Таким образом, можно сделать вывод, что горестная жизнь автора «Цветов зла» «была тщательно соткана им самим» и являлась ярким отображением идеи о том, что «свободный выбор, который человек совершает в отношении своего «я», абсолютно соответствует тому, что мы называем его судьбой», ведь для Бодлера страдания были своего рода наградой, свидетельствовавшей о причастности к людям, находящимся на верхней ступени «человеческой иерархии».

Но чем же так печальна была судьба Шарля Бодлера? Шарль Пьер Бодлер появился на свет в Париже 9 апреля 1821 года. Его отцу, Франсуа Бодлеру, было 62 года, а матери 27. Маленький Бодлер горячо любил своего отца, интеллигента-гуманитария просветительско-революционной эпохи, знатока культуры XVIII века, привившего своему сыну любовь к «великим мужам». Бодлер-старший был художником и часто посещал с сыном музеи и галереи, знакомил со своими друзьями, тем самым вводя Шарля в мир искусства. Но когда Бодлеру-младшему исполнилось шесть лет, его отец скончался, что стало невозместимой потерей для будущего поэта.

Через год у мальчика появился отчим – майор, дослужившийся затем до генеральского чина, французский посол в Испании и сенатор - Опик. По-солдатски прямолинейный, сторонник жесткой дисциплины, Опик, так и не смог сблизится с пасынком, они всегда были чужими друг для другу, хотя Шарль и пытался убедить мать в своем уважении к отчиму. Мать Бодлера была на стороне мужа и одобряла методы, которые тот применял дабы обуздать дикий и самобытный нрав пасынка.

Сначала это было воспитание в коллеже Людовика Великого, где царила суровая дисциплина, но из которого Шарля Бодлера отчислили незадолго до окончания учебы в связи с обстоятельствами, о которых можно узнать из письма директора коллежа: «Этим утром ваш сын, у которого помощник директора потребовал письмо, переданное одним из товарищей, отказался его отдать, разорвал на клочки и проглотил. Вызванный ко мне, он заявил, что предпочитает любое наказание выдаче тайны товарища, и на просьбу объясниться в интересах последнего, подверженного самым неприятным подозрениям, ответил мне насмешками, наглость которых я не обязан терпеть. Отсылаю вам этого молодого человека, одаренного довольно заметными способностями, но все испортившего дурным нравом, который установленный порядок коллежа и так неоднократно терпел». 

Вскоре после этого Бодлер заявил родным о своем желании посвятить себя литературе, но все же поступил в школу Хартий, учеба в которой ничуть его не интересовала. Поэту была более интересна атмосфера Латинского квартала, где он вошел в круг богемы, пристрастился к наркотикам и наделал долгов, которые затем были оплачены его отчимом, а сам Бодлер отправлен в путешествие в Индию, с целью оградить его от пагубного влияния богемы. Но уже через несколько месяцев Шарль Пьер Бодлер был выгнан с корабля за опасные вольнодумные речи. 

Став совершеннолетним, он получает свою часть отцовского наследства, большой части которого не стало уже через несколько лет. В этот период Бодлер ни в чем себе не отказывал, любил эпатировать публику как внешним видом (к примеру, мог гулять по улицам элегантно одетым, но с выкрашенными в зеленый цвет волосами), так и своими произведениями.  Супруги Опик, не понимая сына-пасынка, считая, что он ведет праздную рассеянную жизнь и может окончательно промотать состояние, в судебном порядке добились учреждения над поэтом опеки. Это больно ударило по гордости и самолюбию Бодлера, но принятые меры не смогли уберечь его от вечной нужды и долгов – ежемесячное содержание было настолько мало, что его с трудом хватало на жизнь, не то что на выплаты кредиторам.  Именно тогда появилась первая мысль о самоубийстве: «Убиваю [здесь и далее курсив Шарля Бодлера] себя — без печали. — Не испытываю ни одного из тех потрясений, что люди называют печалью. - ...Я убиваю себя потому, что не могу больше жить, потому, что невыносимо устал каждый раз засыпать и просыпаться. Убиваю себя потому, что я бесполезен другим — и опасен для себя самого», а и без того трудные отношения с матерью, которая «никогда не ценила и не понимала» душу своего сына, стали еще тяжелее.

Можно приводить много эпизодов из жизни поэта, подтверждающих, что он сам был творцом мучительных для себя ситуаций, но, пожалуй, одной из самых любопытных и характерных может являться история о странном желании и попытках Шарля Пьера Бодлера получить место во Французской Академии.

«Говоря по всей правде, основное соображение, побуждающее меня добиваться Ваших голосов, состоит в том, что если бы я решился добиваться их, лишь почувствовав себя того достойным, то я не стал бы добиваться этого никогда. Я подумал, что, быть может, лучше попытаться немедленно; если имя мое известно некоторым из Вас, может статься, дерзость моя найдет хороший прием и несколько чудом полученных голосов послужат мне великодушным ободрением и повелением достичь большего». Так писал Бодлер в письме 1861 года к Абелю Вильмену, непременному секретарю Французской Академии, сообщая о своем намерении «быть внесенным в список кандидатов, претендующих на одно из свободных сейчас в Академии кресел». Но дерзость его не встретила широкой поддержки, а напротив принесла автору письма измученность и усталость, что, впрочем не удивило Бодлера, он словно предчувствовал и ожидал такой реакции, о чем сообщает в своем письме к поэту и академику Виктору Лапраду: «как будто у меня мало было неприятностей в жизни, и без того нелегкой, и как будто я хотел подвергнуться новым нападкам». 

Согласно традиции, Бодлер наносил визиты и вел переписку с академиками, дабы рассказать о себе (многие из академиков впервые услышат о поэте в ходе его «предвыборной кампании») и заручиться их поддержкой. Но с каждым новым визитом, с каждым новым письмом Бодлер все ближе подходил к краю пропасти – к срыву. Своим друзьям он сообщал, что смертельно устал, что «бессмертные» (академики) словно «призраки вокруг живых Энея или Данте в Чистилище: реальные человеческие фигуры во плоти вызывают в них удивление и страх. ...они не принадлежат к моему времени и свое отжили», что все происходящее – кошмар, что у него «расшатаны нервы». Но не смотря на бесплотность попыток, на уговоры друзей оставить эту безумную идею, Бодлер упорствовал до последнего и лишь за десять дней до голосования  официально попросил вычеркнуть свое имя из списков. Еще одно поражение на жизненном пути Бодлера, а Академия и ее члены отныне и навсегда будут ассоциироваться с затхлым болотом, полным жаб и червей, образ которого создан в сонете «Романтический закат», который был отправлен Альфреду де Виньи, академику, сочувствующему Бодлеру.

…Сырой, холодный мрак пропитан трупным смрадом,

Дрожу от страха я с гнилым болотом рядом,

И под ногой моей - то жаба, то слизняк…

Не менее трагична и личная жизнь Бодлера – в возрасте 23 или 25 лет он увидел и отчаянно влюбился в гаитянскую актрису и балерину Жанну Дюваль. Их отношения были странными до чрезвычайности, но никто не хотел их заканчивать. До встречи с Жанной Бодлер относился к женщинам как к существам низким, со злыми намерениями, в которых бушуют инстинкты, поэтому вел себя с ними крайне пренебрежительно. Но теперь роли поменялись – это Дюваль пренебрегала обществом Бодлера, насмехалась над его творчеством, изменяла ему, а потом с упоением рассказывала о своих романах, требовала денег, никогда не отвечала взаимностью поэту, но Бодлер содержал ее до конца своих дней, несмотря на подобное к себе отношение. Она была его музой, его любовницей. И хотя Шарль Бодлер до конца был связан с Жанной Дюваль, его отношение к ней не всегда было однозначным: так, вначале он боготворил ее, называл «единственным существом, в котором я обрел некоторый покой», но затем стал отмечать ее «невыносимую вздорность», говорить, что «раньше в ней были некоторые достоинства, но затем она их утратила». Бодлер прекрасно понимал, что он для нее скорее способ получить легкие деньги, нежели человек близкий по духу, и это тяготило его: «Жить с существом,  которое не признательно ни за одно ваше  усилие; которое им препятствует по нечуткости или постоянной озлобленности; которое считает вас только своим слугой и своей  собственностью; с которым нельзя поговорить ни о политике, ни о литературе; созданием,  которое ничему не хочет научиться, хотя вы и предлагаете свои услуги; созданием, которое не восхищается мною, даже не интересуется моими занятиями; которое швырнуло бы мои рукописи в огонь, если бы это принесло  больше денег, чем публикация». Но и Бодлер не был безгрешен перед Жанной, подтверждения чему можно найти в одном из его писем к матери, когда Жанна Дюваль тяжело заболела и была парализована: «Она меня заставляла страдать... Но перед подобным разрушением и такой глубокой печалью я чувствую, как мои глаза наполняются слезами и - чтобы быть до конца откровенным - сердце угрызениями. Дважды я закладывал ее драгоценности и мебель, заставлял влезать для меня в долги, подписывать векселя, избил ее и, наконец, вместо того чтобы показать ей, как должен вести себя такой человек, как я, всегда подавал пример распутства и беспорядочной жизни. Она страдает - и она молчит. - Разве нет причины для угрызений? Разве не я виноват в этом, как и во всем остальном?».

О том, как закончилась жизнь Жанны Дюваль доподлинно ничего не известно, но совершенно ясно, что эта не самая достойная женщина подарила не менее порочному Шарлю Бодлеру самые яркие воспоминания его жизни и была вдохновителем его самых известных стихов, в том числе и скандального сборника «Цветы зла».

…Тебя, как свод ночной, безумно я люблю,

Тебя, великую молчальницу мою!

Ты — урна горести; ты сердце услаждаешь,

Когда насмешливо меня вдруг покидаешь,

И недоступнее мне кажется в тот миг

Бездонная лазурь, краса ночей моих!

Я как на приступ рвусь тогда к тебе, бессильный,

Ползу, как клуб червей, почуя труп могильный.

Как ты, холодная, желанна мне! Поверь, —

Неумолимая, как беспощадный зверь!..

«Цветы зла» стали самой главной книгой в жизни Бодлера, книгой, над которой он продолжал работать долгие годы, и хотя он неоднократно подчеркивал, что его поэзия «намеренно имперсональна», но в одном из своих писем поэт признается, что именно «...в эту жестокую книгу я вложил все мое сердце, всю мою веру в маскарадном наряде, всю мою ненависть... Конечно, я буду говорить противоположное, буду клясться всеми святыми, что это произведение чистого искусства, имитация, жонглерство, и это будет наглая ложь».

«Цветы зла» не хаотичный сборник стихов, а напротив, книга имеющая четко выверенную структуру, и признание этого факта Бодлер счел бы для себя похвалой. Все новые стихи, которые добавлялись в последующих изданиях, были написаны таким образом, чтобы они смогли органично вписаться в «своеобразную композицию», созданную Шарлем Бодлером.

Книга вышла в свет в 1857 году и сразу же стала «прОклятой книгой». Полиция нравов, а точнее прокурор Эрнест Пинар, выступавший незадолго до выхода «Цветов зла» за обвинение и запрет книги Гюстава Флобера «Госпожа Бавари», настоял на том, чтобы Бодлер был оштрафован на 300 франков, что было в полтора раза больше, чем ежемесячное содержание поэта, а шесть стихотворений, наиболее «оскорбляющих общественную нравственность» были изъяты из книги. 

…Этот ласковый лоск чрева, чресел и ног,

Лебединый изгиб ненаглядного сада

 Восхищали меня, но дороже залог -

Груди-гроздья, краса моего винограда;

Этих прелестей рать краше вкрадчивых грез;

Кротче ангелов зла на меня нападала,

Угрожая разбить мой хрустальный утес,

Где спокойно душа до сих пор восседала…

Книга в обществе была принята чрезвычайно резко, даже мать Бодлера высказала свое неудовольствие и присоединилась к общим нападкам. Шарль Бодлер остро чувствовал на себе «клеймо», жаловался, что его «словно забросали грязью» и все видят в нем лишь чудовище, «оборотня». Но делиться своими мыслями после выхода «Цветов зла» Бодлеру было почти не с кем – ему пришлось тщательно пересмотреть список своих друзей, ибо не каждый из них встал на сторону поэта. Среди сторонников были Гюстав Флобер и Виктор Гюго, часть друзей делала вид, что сборника стихов не существует, а некоторые были настроены весьма враждебно и не скрывали своих мыслей. Так карикатурист, журналист и фотограф Феликс Надар, которого Бодлер считал одним из самых близких друзей, изобразил поэта в виде «Принца Падали». 

«Цветы зла» были восприняты как манифест эстетики безобразного, чем-то аморальным, дерзким, несоответствующим общепринятым представлениям о добре и зле. Его стихи шокировали и пугали, ибо выражали то, что лежит за гранью поверхностного наблюдения, самые потаенные страсти человеческой души. В тоже время, из писем Бодлера можно понять, что сама действительность толкала его быть вне морали: Шарль Бодлер считал, что современная мораль – утилитарна, нацелена на извлечение выгоды и приземленные интересы буржуазии, а значит, искусство, несущее в себе мораль, неизбежно оказывается погруженной в пучину утилитаризма, становится корыстным, то есть утрачивает основную черту подлинного искусства – бескорыстие. Поэтому Бодлер решил быть «аморальным» и предоставить читателю самому уловить идею своей «странной поэзии», прорастающей из глубины души.

Сам же Бодлер охарактеризовал свою книгу как «сатурническую» (saturnien), придав ей тем самым двойное значение, которое сам же и расшифровал следующим образом: orgiaque – оргиастическая (полная чувственности, подобной той, что царила во время празднеств, сатурналий, посвященных древнеримскому богу Сатурну) и mélancolique – меланхолическая, имея в виду, что под знаком планеты Сатурн рождаются меланхолики. И чувственность, и меланхолия были вечным спутниками поэзии Бодлера.

Несмотря на общее неприятие, Бодлер продолжил работу над «Цветами зла» и решил заменить шесть осужденных стихотворений 20 новыми, но в итоге добавил 35, среди которых был новый сборник «Парижские картины» и поэма «Le Voyage». Второе издание вышло в 1861 году, после чего последовала работа над третьим, окончательным изданием сборника, в котором помимо стихов присутствовали авторское предисловие и эпилог. Оно вышло в 1868 году, через год после смерти поэта, но будучи подготовленным уже к 1865 году. Также Шарль Бодлер хотел издать «Биографию «Цветов зла», но не успел этого сделать.

В 1864 году Шарль Пьер Бодлер принял решение уехать из Парижа, где его так и не приняли, в Бельгию, надеясь заинтересовать потенциальных издателей и публику лекциями о литературе и искусстве, в основу которых были положены его собственные статьи. Но и здесь удача не улыбнулась автору «Цветов зла» - долги и болезнь вновь настигли его, а к ним добавились нелепые слухи о его слежке за Виктором Гюго, который добровольно ушел в изгнание, а также о том, что он агент полиции, а затем Бодлер «прослыл за корректора, присланного из Парижа, чтобы править гранки непристойных сочинений». Поэт ощущал себя чужим в Бельгии, еще более ненужным, чем в Париже и признавался в одном из своем писем, что «плавает в бесчестье, как рыба в воде».

Но неприязнь была обоюдной – Бодлеру все было чуждо в Брюсселе – нездоровый климат; тяжелая атмосфера жизни; местные жители, про которых он говорил, что «бельгийцы – глупцы, лжецы и воры», что их основные черты это «хитрость, подозрительность, ложная любезность, грубость, надувательство»; что «не существует бельгийской кухни и что эти люди не умеют ни варить яйца, ни жарить мясо»; про бельгийских женщин он говорил не иначе как об ужаснейших существах и добавлял, что «если бы Бог Эрос захотел мгновенно все свое пламя обратить в лед, ему достаточно было бы взглянуть в лицо какой-нибудь бельгийки». (Но ради справедливости стоит заметить, что и о Париже и о Франции Бодлер отзывался крайне нелестно: «Франция проходит фазу вульгарности. Париж – центр излучения всемирной глупости», «деградирующее племя парижан»).

Со временем болезнь усилилась, и в конце марта 1866 года Бодлера разбил паралич, поэт лишился речи, не смог передвигаться и даже читать. Его пытались лечить в Брюсселе и в Париже, но безуспешно. В последний год своей жизни Бодлер находил утешение в музыке, в так любимым им Вагнере, и в надежде на то, что «может быть, через несколько лет» люди «начнут понимать» «Цветы Зла». 

31 августа 1867 года Шарль Пьер Бодлер скончался в одной из клиник Парижа, так и не получив сочувствия от своих современников. Всеобщее признание и понимание придут к Бодлеру именно после его смерти – будет издано третье издание «Цветов зла», а поэты второй половины ХIХ века станут его почитателями и последователями. Особый интерес к его стихам появится в годы Первой мировой войны и совпадет с 50-летним юбилеем со дня смерти поэта, таким же всплеском будет отмечено десятилетие после Второй мировой войны, но и сейчас интерес к творчеству Шарля Бодлера, «романтику по воспитанию, парнасцу по стилю, реалисту по приемам творчества» не угасает. Большое видится на расстоянии.

… Когда веленьем сил, создавших все земное,

Поэт явился в мир, унылый мир тоски,

Испуганная мать, кляня дитя родное,

На Бога в ярости воздела кулаки.

Такое чудище кормить! О, правый Боже,

Я лучше сотню змей родить бы предпочла,

Будь трижды проклято восторгов кратких ложе,

Где искупленье скверн во тьме я зачала!..

Светлана Волкова