Вот свинья и ее дети, копошащиеся в вольере среди соломы. Вот обыкновенная курица, нерешительно, впервые ощупывающая лапой траву. Или стадо коров, медленно бегущих вдоль опушки леса. Пыль, зной, мошкара, шум ветра: объемное и многомерное звучание черно-белого летнего дня.
Гунда — имя свиноматки, живущей на ферме в Норвегии. Виктор Косаковский — российский документалист-эмигрант, ещё в советском детстве ставший убежденным вегетарианцем, а в последнее десятилетие по разным причинам снимающий свои ни на что не похожие фильмы исключительно в Европе и по всему миру. Идея вроде бы предельно простого (но на деле бесконечно сложного) фильма-наблюдения за животными появилась у него еще в 1997 году, а рабочими названиями были «Извинение» и «Троица». «Извинение» — потому что только за 2020-й год человечеством было убито около полутора миллиардов свиней. «Троица» — потому что кроме Отца, Сына и Святого Духа есть ещё Свинья, Корова и Курица. И сложно сказать, какая из этих двух троиц на самом деле важнее.
В «Гунде» нет того, что можно было бы назвать сюжетом. Основополагающий принцип кинематографа Косаковского «показывать, а не рассказывать» здесь, как и в предшествующей «Акварели» (2018) — масштабной документальной фреске о бессилии человека перед лицом водной стихии — доведен до предела. Тем нагляднее контраст: от громадных ледников, водяных тайфунов и необозримого Байкала — к тому, что под ногами, к бесстрастной и в то же время очень человечной фиксации жизни животных, предназначенных на убой. Резкая смена масштабов. Не сымитированная жизнь. Тонкая граница между статикой и динамикой. Животные — не актеры, поэтому никогда не знаешь, чего ждать в следующий момент.
93 минуты фильма Косаковского (смонтированные, к слову, из шести часов отснятого в Норвегии, Испании и Великобритании материала) — это непрерывный набор длинных, почти статичных планов, с плавным и неспешным движением камеры, как правило, находящейся возле земли, на уровне глаз животных. Это кино, снятое не про них , а с их точки зрения . Никакой спекуляции, сопроводительных титров, закадровой музыки или авторского комментария. Несмотря на то, что за кадром ощущается незримое присутствие человека, напрямую он на экране так и не появится. Поэтому — только бессловесное всматривание, чистое наблюдение и созерцание. А ещё — опровержение привычных стереотипов. Да, свинья, валяющаяся в грязи — это тоже поэзия, это может выглядеть прекрасно и эстетично. Единственное средство приукрашивания действительности, тонкое и нюансированное ч/б, служит здесь главным образом очищению кадра от всего лишнего; способствует универсализации происходящего до особых, возвышенных масштабов, при которых герои-животные становятся полноценными художественными образами, но не теряют личной конкретики.
В некоторые моменты это зрелище оказывает совершенно гипнотическое воздействие, почти вводя в транс. Особенно в сценах с рапидом, когда коровы величаво бегут, позвякивая колокольчиками на шеях, а экранное время словно замедляется и густеет на глазах (снималась «Гунда» в новаторском формате 96 кадров в секунду, а затем переводилась в 48). Или же когда стайка настороженных куриц, одна из которых — одноногая, совершает побег на волю из оставленной на земле клетки. Конечно, это кино о свободе. Если угодно, даже политическое высказывание — и не только об экологии, а вообще шире — о в корне неправильном и несправедливом устройстве мира.
Но главное, «Гунда» — уникальный зрительский опыт, который требует полной перенастройки привычной нам «человеческой» оптики и самой сути зрительного нерва, решительного отказа от знакомого и понятного способа смотреть кино («я — офтальмолог, вставляющий линзы в глаза», говорит Косаковский, сам выступивший оператором). Фильм, дающий возможность увидеть, например, зевающую свинью — или же всмотреться в жужжание мух, облепивших морду (лицо?) коровы. Урок сочувствия и сопереживания живым существам, на котором никто и не думает тебя чему-то учить. В конце концов, наглядное доказательство того, что животные способны мыслить, чувствовать и страдать. Того, что у них есть душа, а значит, есть мясо — это убийство.
