Цветы жизни против ведьм («Ведьмы», реж. Роберт Земекис)

Роальд Даль писал детские сказки и получал за них по полной: едкого сказочника еще при жизни обвиняли и в расизме, и в женоненавистничестве. Тем не менее имя писателя осталось в истории литературы и кинематографа. «Чарли и шоколадная фабрика» – его пера дело. Но не один Вилли Вонка привлек внимание киноиндустрии.

«Ведьмы» Даля увидели свет в 1983 году. Главные герои – осиротевший мальчик и его бабушка. Они сражаются с ведьмами, решившими превратить детей в мышей. Набравшийся храбрости выступить против демонов в женском обличии ребенок испытал на собственной шкуре, что такое быть мышкой. В 1990 в прокат вышла экранизация сказки, поставленная Николасом Роугом. Режиссер не смирился с необычным финалом произведения и серьезно переписал его. Вместо обескураживающего и неудобоваримого хэппи-энда оригинала он предложил стандартную и утешающую сконфуженного зрителя концовку. Даль таких вольностей фильму не простил.

Спустя 30 лет, аккурат под Хэллоуин до экранов добралась вторая экранизация детского хоррора. На этот раз воплотить историю о ребенке, превращенном в мышь, и его отважной бабушке доверили Роберту Земекису. И он тоже не стал слепо следовать букве сказки и внес ряд существенных изменений, правда, постарался приблизить финал к первоисточнику. Попытка модернизировать сказку писателя, плохо вписывающегося в новую этику, вышла неоднозначной. Большая часть решений вполне любопытна, но последняя сцена опять подвела. Подмигивание Далю вперемешку с натужным пафосом – странный поворот.

В фильме Земекиса бабушка и ее восьмилетний внук – афроамериканцы. Пятидесятилетняя Октавия Спенсер играет знахарку, знакомую с практиками вуду. В книге норвежской бабушке за 80, и она была ведьмологом. Спенсер прекрасно передала теплоту и нежную заботу о внуке. Джазир Бруно от коллеги по цеху не отстает. Земекис отважился уделить больше экранного времени скорби малыша по родителям, и юный актер уверенно справился с поставленной перед ним задачей.

Самую могущественную ведьму-детоненавистницу сыграла Энн Хэтэуэй, которой не в первый раз приходится изображать сказочных персонажей. У Бертона в «Алисе в Стране чудес» она предстала в образе Белой королевы – готичной и чудаковатой. Сказочный грим ей к лицу и в фильме Земекиса. Дьявольская улыбка с размахом Чеширского Кота, руки с двумя пальцами-клешнями, раздражение от вечной чесотки из-за парика на голом черепе идут миловидной актрисе. Хэтэуэй смакует акцент своей героини и миксует комичную жестокость с инфернальной неловкостью.

События фильма происходят в 1968 году на юге Соединенных Штатов (в книге – в Норвегии и Англии). Земекис боязливо и аккуратно подходит к реконструкции периода и лишь по касательной задевает проблему расизма в США. Он мог в лоб столкнуть бедную афроамериканку с богатыми белыми дамами, но в рядах ведьм тоже есть цветные женщины.

Да и в мышонка в фильме превращается не только чернокожий мальчик: одной из жертв, как и в книге, становится выходец из богатой белой семьи. Его образ в «Ведьмах» наших дней в сравнении с тем, как он представлен в книге и первой экранизации также претерпел изменения. В сказке Даля – он живодер, убивающий муравьев забавы ради, в фильме Роуга – мелкий противный пакостник и злобный хвастун. Земекис показывает обжорливого ребенка, его неконтролируемая тяга к еде – символ общества потребления и попытка что-то заесть, возможно, психологические проблемы.

Ведьмы материально зависят от самой старшей из них, та же испытывает к купюрам презрение. Богатство ей не приносит удовольствия. Она та, кто страдает, потому что особенно чувствительна к запаху детей, и страдание от их «вони» – ее основная характеристика.

Для ведьм деньги не пахнут, а вот от детей разит собачьими экскрементами. Героиня Хэтэуэй нетерпима к детям – олицетворению материального бессмертия, читай: к будущему, несущему в себе изменения (а изменения будут, ведь ребенок не абсолютная копия родителя, в нем всегда таится множественность: человек не тождественен себе, в одном течет кровь миллионов, переплетены ошибки, травмы и успехи поколений, прокатывающиеся эхом от рождения до смерти и натыкающиеся на мечты, боль и волю. На роль копии больше претендуют банкноты).

Земекис умалчивает откуда у старшей ведьмы деньги (Даль более разговорчив на эту тему: она сама их печатает). В любом случае у старшей ведьмы во второй экранизации есть головокружительные ресурсы. Силу банкнот она использует, чтобы превратить детей в мышей, вынудить людей извести полчища паразитов и поставить таким образом на будущем крест. Ее конфликт: столкновение статики и движения.

Деньги в фильме нейтральны и характеристику получают в зависимости от того, на что их тратят. У них нет внутреннего измерения, глубинной сути, которая делала бы их «плохими» или «хорошими». Они не портят людей или других существ. Человек злой или добрый не потому, что у него нет денег или, наоборот, денег слишком много. Вторые киноведьмы смеются в лицо – дело не в деньгах, если ты бесчувственная тварь, а в тебе. Если ведьмы – демоны, неспособные выпрыгнуть за пределы своей природы, то человек может одержать победу над собственной натурой и измениться – стать храбрее, например, даже если по жизни он мышка, прячущаяся по разным углам.

Слепоту и абсолютную бесчувственность привилегированных к чужим проблемам Земекис показал не на уровне противостояния бабушки-знахарки и задыхающихся ведьм, а на уровне семьи. Возможно, такой ход менее эффектен и заметен, но гораздо болезненнее и наглее. В фильме 1990 года отношение родителей к сыну в теле мышонка серьезно отличается от видения Земекиса. Принять и проявить сочувствие к белой жертве ведьмовского варева смогла только совершенно чужая ему афроамериканка, которая явно не понаслышке знает о том, что происходит, когда другой человек в тебе отказывается видеть человека.

«Ведьмы» в прокате с 29 октября.

Елена Громова