Театр Арбузова: величайшие оптимисты

― Так вот, Костик, Вы еще очень молоды, и очень многого Вам не дано понять.

― Молод, каюсь. Не далее как сегодня я уже выслушал подобный упрек. И все-таки поверьте историку: осчастливить против желания нельзя.

«Покровские ворота», реж. М. Козаков

В 1938 году одновременно в Смоленске, Новосибирске, Ярославле и Горьком была поставлена «Таня» - самая известная пьеса Алексея Арбузова. История о девушке-враче, преодолевшей страхи собственного прошлого изавоевавшей тяжёлым трудом ежедневных вылазок в вечную мерзлоту крайнего севера первый тепличный огурец, быстро покорила зрителей не только провинциальных, но и столичных театров. «Таня» не сходила с подмостков долгие годы, текст пьесы переиздавался десятки раз, произведение экранизировали, записывали в формате радиоспектаклей и включали в университетские программы по истории литературы.

За более чем 50-летний творческий путь сформировалась триада наиболее ярких, «арбузовских», текстов: та самая «Таня» (1938), «Иркутская история» (1959) и «Жестокие игры» (1978). Эти произведения не лишены драматизма, надрыва в характерах персонажей, жёсткого конфликта. Словом, на первый взгляд Арбузов предстаёт мастером серьёзной психологической драмы, не имеющей ярко выраженного комедийного начала.

Но где-то там, между «Иркутской историей» и «Жестокими играми», прячутся несколько светлячков «голубого периода» – «Сказки старого Арбата» (1970), «В этом милом старом доме» (1972) и «Старомодная комедия» (1975). Это тёплые, по-московски уютные пьесы о милых чудаках, уже нашедших свой путь в жизни, но всё ещё идущих по нему интуитивно, сослепу натыкаясь по ходу развития сюжета на других персонажей.

Особенность этих произведений в том, что действующие лица находятся в замкнутом пространстве, будь то квартирка старого кукольника («Сказки старого Арбата»), дом потомственных музыкантов («В этом милом старом доме») или небольшой курортный городок («Старомодная комедия»). Такие топосы структурно наследуют пространственную организацию «Старосветских помещиков» Гоголя, именно поэтому схожесть текстов бросается в глаза. Ни квартира (она же – творческая мастерская) кукольных дел мастера Балясникова, ни семейное гнездо Гусятниковых, ни санаторий, в котором встречаются Лидия Васильевна и Родион Николаевич, не отпускают героев: залог счастья в том, чтобы задержаться там как можно дольше. Подобно любимой кошке Пульхерии Ивановны, которая то уходит из дома, то снова появляется в нём, уводя за собой хозяйку, действуют и некоторые персонажи Арбузова, способствующие завязке конфликта: Виктоша становится музой для старшего и младшего Балясниковых, своим присутствием помогает создать серию кукол для «Прекрасной Елены», а после исчезает, помирив, наконец, отца и сына; зубной врач Нина Леонидовна проникает в музыкальную среду дома Гусятниковых и, не имея никакого отношения к музыке, изменяет раз и навсегда установленный уклад семьи; «циркачка» Лидия Васильевна разрушает мир убеждений старого врача Родиона Николаевича, то провоцируя его танцевать шимми за углом ресторана, то устраивая массовые нарушения режима сна в санатории. Вообще в центре каждого из этих «поместий» находится эдакий фантазёр-чужестранец, который своим появлением провоцирует других персонажей пьесы снова и снова влюбляться в жизнь.

Герои этих пьес Арбузова разделены на «алхимиков» и «чудаков». «Алхимики» заняты бесконечными поисками философского камня, рецепта волшебного напитка, который поможет им продлить уходящую (или уже ушедшую) молодость. Таковы старший Балясников, Родион Николаевич, Константин Гусятников – люди, которые прожили смелые, неординарные жизни, но внезапно поняли, что им больше нечему удивляться.

      «БАЛЯСНИКОВ. Какие ещё впечатления? Мне шестьдесят лет. Я был везде и всё видел.

      ХРИСТОФОР. Ты не был везде.

     БАЛЯСНИКОВ. Ну хорошо, почти везде. Клянусь тебе, Христофор, иногда мне кажется, что перед моим взором прошли столетия. Я видел, как по Невскому в карете ехал Николай Второй. Влезши на дерево Александровского сада, я с восторгом наблюдал взятие Зимнего дворца. Я был актёром у Мейерхольда, дружил с молодыми Кукрыниксами, меня чуть не избил Всеволод Вишневский, а Володя Маяковский сломал кий, играя со мной на бильярде… Я побывал на Турксибе, Магнитке, Днепрострое! Я кончил Вхутемас, писал плакаты, лозунги, а мои первые куклы вызывали восторг самого Луначарского!.. «Сатирические куклы Балясникова – это фантастично», - писали перед войной парижские газеты… В конце-концов, в мае сорок пятого, контуженный и оглохший, я вошёл в Берлин и, будучи к тому же больным ангиной, совершенно обессиленный, упал в обморок при виде Бранденбургских ворот!.. Далее я несколько раз был неудачно женат, беседовал в Ватикане с римским папой, неоднократно приходил в отчаяние, и долгие годы не мог забыть рекордсменку по прыжкам в высоту. Так почему же, Христофор, ты решил на три недели упрятать меня в каюту и какие ещё впечатления ты можешь мне предложить после всего, что я только что перечислил?»

     «ГУСЯТНИКОВ. Все вы помните, что два года назад, когда нас покинула Юлия, мы решили ежедневно собираться за круглым столом и совместно решать различные неразрешимые вопросы. […] Дело в том, что моя мать, воспитала во мне безусловное отвращение к вранью, и я ещё в детстве дважды исключался за это из школы, а также впоследствии оказывался за порогом различных учреждений. Но, как видите, это не сломило меня, и я решил пойти дальше…»

      «ОН. Жить долго – не фокус. Жить интересно – вот задачка.»

Годы странствий привели этих героев к черте, перейти которую страшно даже людям, прожившим менее насыщенные жизни. А уж у таких активных персонажей и вовсе уходит почва из-под ног. Но тут на помощь приходят добрые ангелы-хранители (у Арбузова это, как правило, аналог муз): юная портниха Виктоша, мечтающая сделать модницами всех женщин Союза, влюбчивый зубной врач Нина Леонидовна и «циркачка» со стажем Лидия Васильевна. Эти милые дамы вторгаются в дома, квартиры, санатории героев, вносят сумятицу в их распорядок дня и образ жизни: входят и выходят через окна, поют на рассвете, разливают бутылки с кефиром, водят под дождём по ресторанам и московским дворикам, танцуют на улицах, ломают зонты, врут напропалую, но – главное! – дарят тот немного подзабытый авантюризм, который позволяет людям творческих профессий любить жизнь больше ремесла.

Драматургия Арбузова по-разному определена в литературе: «чеховская школа», «не-монументализм», «маленькие люди на фоне больших событий». А на практике – просто дети, повторяющие ночами напролёт стихи Тютчева, чтобы не забыть, как когда-то вертелась Земля.

И вот воспоминания героев расцветают снова: гоголевский сюжет развивается только до середины, а после арбузовская пьеса движется совсем по иной траектории. «Дома с поющими дверями» не умирают вместе с их владельцами, а получают возможность прожить новые жизни в подрастающем поколении. Рецепт этого «эликсира бессмертия» определён драматургом: «Я всю жизнь пишу одну и ту же пьесу, с продолжением». Здесь ждут чудес, и они, конечно, происходят. Почему? Потому что все персонажи в этих пьесах – немного дети.

- Дети – величайшие оптимисты, они верят, что в мире может существовать и нечто получше того, что им известно.

- Значит, те, кто с восторгом довольствуется существующим, - величайшие пессимисты?

- Конечно! Их воображение мертво – они рады тому, что рады. А что тут весёлого».

Действительно, что тут весёлого?

Алина Львович