Робер де Монтескью. Казаться, но не быть

В конце 19 века популярный в Англии и на континенте дендизм соприкасается с декадентством. Примером нового аристократического типа стал блестящий Робер де Монтескью – французский денди, коллекционер, писатель, библиофил, эстет.

Очаровательный светский лев мог вскружить голову любому, к любому найти подход. Он каким-то магическим образом всегда находился в гуще событий, постоянно сближался с новыми людьми. Налаживал связи разной степени близости и нужности.

Как паук плетет паутину, так и Монтескью выстраивал вокруг себя домик из связей, формировал мнение о себе, как о человеке пусть самую малость чудаковатым, но очень приятным, обходительным в общении и что самое главное имеющим вес в богемных и литературным кругах. Поэтому с ним мечтали познакомиться начинающие писатели и прочие творческие элементы Франции.

Как представитель вымирающей аристократии интересовался нематериальными проявлениями прекрасного, в частности литературой. Вдохновлялся произведениями искусства. Неопределенное, пафосное обозначение деятельности - «покровитель искусств» - подходило ему как нельзя лучше.

Некоторый литературный опыт все же имел за плечами. Автор декадентских сборников стихотворений, трех романов, мемуарных книг. Одно время его произведения, в частности, стихи, пользовались популярностью.

Однако, как едко отмечали современники: вычурности в произведениях было больше, чем таланта. Он сам был произведением искусства! Его жизнетворчество - образы, который он менял несколько раз за день и прятаться за ними, - было подчинено цели приковывать внимание.

Через него проходили все, кто сколько-нибудь был достоин цепкого внимания брезгливого денди. Помогал наиболее талантливым молодым людям. Феноменальная интуиция помогала распознать божью искру таланта. Монтескью способствовал, чтобы эта искра разгорелась в большое пламя.

Для налаживания и поддержания отношений и для собственного удовольствия, постоянно устраивал балы, маскарады. Лично продумывал программу вечеров – развлечения, убранство залов.

Оформление было главной страстью его жизни. В одном из его загородных домов, которые были больше похожи на музеи, оформил комнату в любимом сером цвете. Цветы в вазах там стояли серые!

К оформлению своей персоны относился с не меньшей серьезностью, щепетильностью, уделяя внимание деталям, милым пустякам. Стиль де Монтескью были примером безукоризненной декадентской элегантности. Исповедовал принцип уместности. Костюм должен быть подходящим к случаю, модный, элегантный.

Отказавшись от черно-белых скучных комплектов, умело сочетал в костюмах оттенки, элементы таким образом, чтобы композиция звучала одним прекрасный, цельный ансамбль. Все в образе денди было подчинено цели блистать!

Естественно, чудаковатый культурный герой часто упоминался на страницах светской хроники, становился объектом насмешек, которые выражались в обидных карикатурах. Был мишенью для поношений в стихах Пьера Луи. Образ Монтескью послужил прототипом многих героев произведений его талантливых современников.

Например, герцога дез Эссента в романе Гюисманса «Наоборот» (1884), месье Фока в одноименном романе Лоуренса (1901), барона де Шарлю в романе «В поисках утраченного времени» (1913-1927) «своего последователя», коим он считал Марселя Пруста. Читая Пруста, с которым у Монтескью были теплые отношения ученика-учителя, эстет испытывал неприятные чувства.

В возвышенных речах де Шарлю он узнавал себя. Автор убеждал Монтескью, что прототипом послужил вовсе не он, а барон Доазан. Со временем их отношения прекратились. Но Монтесью продолжал следить за жизнь и успехами обошедшего его Пруста. Сборники же декодентских стихотворений Монтескью уже никого не интересовали. И, видимо, не без чувства разочарования он понимал, что вероятно Пруст его использовал.

Вся жизнь для Монтескью стала сценой, где он играл те роли, к которым располагало настроение. Как и каждому денди, ему был присущ нарциссизм, но он рассматривал свое жизнь глобально - мечтал остаться в веках. Что ему благополучно удалось.

Может быть, у него не было серьезного творчества. Жизнь была его творчеством, а костюмы были инструментами, с помощью которых он творил свой театр, где в главное действо было вовлечено множество людей, а в центре он сам!

Страсть Монтескью к переодеванию, маскараду проявилась в фотографиях. Монтескью не связывал себя рамками эпохи. Есть фотография французского денди и Сары Бернар в костюмах эпохи Возрождения (они играли роли в пьесе «Прохожий» Франсуа Коппе). На другом снимке запечатлен светский лев в костюме Людовика XIV.

Кстати, искусство времени правления короля Монтескью считал наиболее близким душе. Коллекционировал наряды того периода, безделушки. Интересна серия восточных снимков. На одном из них Монтескью позирует с секретарем. Они в образах султанов.

Момент связанный с переодевание был не случаен. Он явился социальный симптом того времени.  К концу 19 века нужно было быть мобильным. Уметь быстро переключатся, быстро поражать, завоевывать. Иными словами, вертеться в мире, где поднимает голову конкуренция. Обычный человек должен был чутко чувствовать момент - быть хамелеоном, меняться. Все для того, чтобы бороться за место под солнцем.

И хоть утонченная натура аристократа отрицала откровенные материальные интересы, Монтескью  старался быть на гребне волны времени, быть актуальным.  Тонко улавливал момент перемены, удачно подстраиваясь. Это позволяло ему не терять популярность и весомость в глазах общества.

Монтескью был настолько увлечен собой, смакованием моментов, наполнением их приятными мелочами, так старательно воплощал в действительность образ красивой жизни, которая проходила в вечном карнавале своих и чужих лиц, что сам стал лишь формой для маски. Правда о нем с легкой руки писателей, журналистов бульварных изданий мешалась с вымыслом.

Со временем мифы укоренялись в сознаниях людей, образы героев так прочно отождествлялись со светским львом, что последнему приписывалось все, что рисовала буйная авторская фантазия, создавая литературного героя. Монтескью после выхода романа Пруста ассоциировался до конца своих дней с де Шарлю. Вероятно, такое положение вещей его угнетало, расстраивало.

К старости де Монтескью становился более бесцветным. Пожилого мужчину на улицах с трудом узнавали. Его дни, потускневшие со временем, оборвались в знаменитом «Розовом дворце», постройки архитектора Везиньию. Он завещал «Розовый дворец» последнему секретарю Анри Пинару.

Татьяна Чижикова