Константин Емельянов «Музыка — это бесконечный эволюционный процесс»

Имя молодого музыканта Константина Емельянова прогремело на XVI Международном конкурсе имени П. И. Чайковского в 2019 году, где он стал лауреатом III премии. Одаренный пианист родом из Краснодара, окончил Академический музыкальный колледж при МГК им. П.И. Чайковского и Московскую консерваторию, учился в Фортепианной академии им. С.В. Рахманинова. Пианист Денис Мацуев назвал его тонким, интересно мыслящим музыкантом, с аристократическим звучанием и большим будущим. 

Константин, вас называют одним из главных открытий Конкурса им. Чайковского. Что изменилось в вашей жизни после такого успешного выступления?

Все основное началось после конкурса. До этого у меня были концерты, приглашения, конкурсы, но такого понятия как концертный сезон, когда все расписано на полтора года вперед, у меня еще не было. И я не очень представлял, как это бывает и насколько это трудно. После конкурса у меня сразу началась очень активная концертная деятельность — много новых программ, поездок, приглашений — всему этому я очень рад. Иногда бывает тяжело, но я постепенно привыкаю к такому ритму и хочу, чтобы это продлилось как можно дольше.

Напряжение на Конкурсе было колоссальным, за ним последовала такая сумасшедшая занятость. Ощущаете усталость? Не пожалели, что ввязались в такую «авантюру»?

Когда у меня наступает момент, что я устал, что не могу больше заниматься, репетировать, я останавливаюсь и говорю себе, что нужно вспомнить, как я жил несколько лет назад, что из себя представляла моя творческая судьба. В такие минуты я говорю себе: «Хотел — получил. Вперед работать».

Музыкантов много, хороших — тоже. Чтобы тебя заметили, нужно как-то суметь заявить о себе. Кто-то делает ставку на оригинальную программу, кто-то — на стиль, кто-то — намеренно эпатирует. В чем ваш секрет? 

Да, музыкантов сейчас, действительно, много. Даже лет пятьдесят назад не было такого количества. В консерваториях Москвы и Петербурга на курсе училось по двадцать пианистов. Сейчас же, например, на моем курсе было более шестидесяти человек. Конкуренция из-за этого выросла, тяжело стало пробиться даже очень хорошим музыкантам. Но создавать себя амплуа, образ, мне кажется, что это всегда самый неправильный путь. Ведь музыкант развивается, эволюционирует. В один период жизни ближе один репертуар, в другой — у тебя совсем иное слышание. Поэтому как только ты заявляешь, что я это всегда буду делать так, это всегда будет хорошо — в этот момент ты творчески гибнешь. Я, как и многие музыканты, всегда нахожусь в процессе изменений, в постоянном недовольстве собой. Это естественно, ведь увеличивается и слуховой опыт, и концертный, и, конечно, жизненный… Вещи, которые я играл два года назад — мне казалось, что я нашел что-то такое верное, какой-то ключик к произведению. Сейчас я могу переслушивать записи и не понимать, как я мог так это слышать, каким дураком я был. Просто сейчас я слышу совсем иначе, и, наверное, еще через два года это снова будет по-другому. В нашей профессии невозможно найти какое-то совершенство и поставить точку. Музыка настолько субъективная вещь, что ты постоянно находишься в поиске — это и есть самое интересное. Когда я вижу, что стиль музыкантов с возрастом меняется, я понимаю, что они продолжают искать — это для меня самое ценное.

Поэтому искусство живет? Мы переосмысливаем классику: умеем услышать, увидеть, почувствовать что-то новое в произведениях, которым не одно столетие.

Есть изобразительное искусство, над которым время, действительно, не властно. Картины великих художников, находящиеся в галереях, они статичны. Музыка тем и уникальна, что в зависимости от разных ушей, разных рук — это все время что-то новое, это бесконечный эволюционный процесс.

В изобразительном искусстве произведения не меняются, живыми и живущими их делает исключительно восприятие зрителя. В музыке же это обоюдный процесс — произведение живет благодаря исполнителю и слушателю. Не приуменьшается ли в таком случае значение зрителя? Насколько вы, как музыкант, отталкиваетесь от восприятия тех, кто вашу музыку слушает?

Естественно, разные люди воспринимают и слышат по-разному. У всех и разный слуховой опыт, разные потребности, разные эмоциональные переживания в данный момент — от этого и разная реакция. Конечно, в первую очередь, мы играем на сцене для слушателей, но есть опасный момент — начать пытаться угодить всем. У меня были такие моменты, когда я начинал тонуть в мыслях: как бы так сделать, чтобы все поняли, что я хочу донести. Но мне стало гораздо проще, когда я понял, что это невозможно. К взаимодействию со слушателями надо стремиться, но это не должно стать самоцелью, иначе можно потерять себя.

Как вы относитесь к критике? Если замечаете в зале недовольное или, еще хуже, равнодушное лицо, вас это может выбить из нужного ритма?

Да, такое бывает, это для меня тяжело. Музыканты часто очень неуверенные в себе, находящиеся на грани — вы знаете, художника обидеть может каждый. Но иногда это даже помогает, критика может породить момент копания в себе — почему мои идеи не поняли, что было недостаточно ясно. Появляется возможность что-то пересмотреть. Но так происходит не всегда, чаще палка перегибается, и ты уходишь в самобичевание.

Такие черты характера не заставляют сомневаться в себе, в правильности своего выбора?

Я вообще долго сомневался насчет музыки, осознанное принятие себя в музыке и музыки в моей жизни произошло поздно. Наверное, когда я уже учился на втором или третьем курсе колледжа при консерватории в Москве. В какой-то момент я подумал, наверное, я уже не представляю, что смогу в жизни чем-то еще заниматься. Но моменты творческих сомнений, когда хотелось все бросить, были и после этого.

Как они проявлялись?

Мне казалось, я в тупике, ничего не получается — конкурсы неудачные, никуда не проходишь, что-то не так с концертами. У меня был целый год таких сомнений, когда казалось, что стоит уйти и заняться чем-то другим пока не поздно. Но просто заставлял себя терпеть и продолжал работать. Если ты в такие моменты не сдаешься, потом оно воздается.

Конкурс Чайковского стал той самой наградой, переломным моментом?

Да, именно так. Он стал огромным рывком в моей карьере — большой охват публики, трансляция на medici.tv. В Москве все туры — это были полные залы, всеобщее внимание, было ощущение, что ты на футбольном матче. Никогда на других конкурсах я с таким не сталкивался.

В ваших интервью часто проскальзывают сравнения музыки и спорта. Что, по вашему мнению, роднит эти занятия?

Безусловно, у музыкантов и, например, танцоров много общего со спортсменами. Мы люди, которые обязаны жить в определенном режиме. Конечно, иногда даешь слабину, но все-таки во время подготовки к конкурсам, к концертам, ты должен быть сконцентрирован, ведь в определенный час икс ты должен выдать свой максимум. Хотя у спорта и искусства есть и важное различие — в спорте есть объективные критерии оценки — быстрее, выше, сильнее. В музыке все крайне субъективно. В подготовке мы похожи на спортсменов, а дальше все совсем по-другому.

Поделитесь вашими «спортивными» секретами, как вы готовитесь к выступлениям?

С опытом понимаешь, как лучше построить свой день: сколько спать, сколько репетировать. Но идеальных условий не существует, в концертной жизни график удается соблюдать не всегда. Поездки, перелеты обрубают весь опыт на корню, приходится приспосабливаться. Так что особых правил нет, знаю одно, лучшее что я могу сделать перед концертом — выспаться. Если говорить о каких-то особых ритуалах на удачу, то их тоже нет. Для меня это способ переложить ответственность, мол, не я не доработал, а мне просто не повезло. 

На конкурсе Чайковского особо отмечали ваш нешаблонный выбор репертуара, это стало главным фактором успеха?

У меня были разные произведения — и редкие, и очень даже популярные. Говорят, грамотно составленный репертуар — это половина успеха на конкурсах. Мою программу мы выбирали вместе с моим профессором Сергеем Леонидовичем Доренским. Положа руку на сердце, репертуар получился очень удачным, нам удалось найти золотую середину между тем, чтобы в программе была динамика, то есть в ней были известные, яркие сочинения, и тем, что еще не было "заиграно".

У вас есть любимые композиторы, любимые произведения, которых вы не можете не включить в свою программу?

Любимые те, которых я играю сегодня. Нам, пианистам, очень повезло — репертуар у нас обширный. За всю жизнь можно не переиграть и половины написанных шедевров. Называть имена — занятие неблагодарное.

Сами пробовали писать музыку? Задумывались о карьере композитора?

Нет, не пишу. В детстве пытался что-то сочинять, импровизировать, потом перестал. Мне достаточно рано пришло осознание, что я ведь играю Бетховена, Баха, Чайковского, на фоне их произведений мои сочинения выглядят ничтожной ерундой. Я давно решил, что не стоит заниматься тем, в чем ты недостаточно хорош, в чем у тебя нет способностей должного уровня. Как можно тягаться с признанными титанами и шедеврами? Конечно, никогда не стоит зарекаться, но на данный момент я музыкант-исполнитель. Такое огромное количество музыки, которую хочется играть, которой еще нет в моем репертуаре, что тратить время на свои сочинения, это просто глупо.

О чем тогда мечтает исполнитель Константин Емельянов?

Если так вот утопически рассуждать, хочется по прошествии пары лет иметь комфортный концертный график и играть те программы, которые хочется играть лично мне. И я буд у счастлив.

Елена Кавлак

Фото Кристина Мангул