Опиум и мораль в творчестве Льюиса Кэрролла

Сумасшедшими, злыми ночами;
И его я крошу, и за горло душу,  
И к столу подаю с овощами. 
Но я знаю, что если я вдруг набреду  
Вместо Снарка на Буджума — худо!
Я без слуху и духу тогда пропаду
И в природе встречаться не буду.
(Охота на Снарка) 

Льюис Кэрролл, он же Чарльз Доджсон – одна из самых одиозных жертв своей эпохи. Сознание этого человека выходило далеко за пределы обозримого мира, наводненного предрассудками и строгими приличиями. Про людей такой безудержной гениальности обычно говорят, что им не повезло родиться в своем веке, так как существующие общественные стереотипы и традиции викторианской эпохи XIX века лишили возможности в полной мере проявиться талантам и способностям виртуозного математика и сказочника. Возможно, относительно некоторых прогрессивных исторических персонажей так можно сказать, но только не про Льюиса Кэрролла. 

Викторианская мораль беззастенчиво давила в писателе стремление к творческому самовыражению. И чем больше общественное мнение запрещало – думать, воображать, осуществлять – тем более вопиющие и фантасмагорические черты приобретала его деятельность.

Насилие над его творческой природой началось с самого детства, когда юный сказочник начал учиться писать. Когда было замечено, что мальчик пишет левой рукой, все силы учителей брошены на то, чтобы переучить его так, как должны писать все нормальные люди – правой рукой. Сейчас хорошо известно, что переучивание ведет к серьезному нарушению связей в головном мозге, что приводит к различным неврологическим патологиям. Льюис Кэрролл начал страдать сильным заиканием. 

Еще будучи маленьким мальчиком, он сильно полюбил театр, живопись, много времени посвящал просмотру спектаклей и художественных выставок, что перешло и во взрослую жизнь, как последовало назначение профессором математики, что в XIX веке в Англии автоматически означало вступление в религиозный сан, а значит, запрет на посещение увеселительных мероприятий, в число которых входили любимые сердцу театр и живопись. Приняв и это условие современного ему мира, Льюис Кэрролл все свою буйную фантазию пустил на постижение сложнейших математических тайн, а в качестве формы искусства, не возбранявшейся в строгой англиканской церкви, избрал искусство фотографии. 

Его непонятность, загадочность, притягательная своеобычность вызвана фундаментальным эпохальным противоречием, лежащим в основе феномена Льюиса Кэрролла.  С одной стороны, он кажется удивительно современным, его «Алиса» отражает сюрреализм и абсурдность окружающей реальности. Но в то же время это человек абсолютно своего времени, то есть середины XIX века викторианской Англии. Он беспрекословно следовал строгим нормам морали, проживая свою жизнь так, как приличествует английскому джентльмену. Но через кротовую нору, созданную собственным воображением, Льюис Кэрролл попадал в любые, самые причудливые, миры, туда, где он быть самим собой. В реальной жизни таким местом стало общество маленьких девочек. 

Да, в викторианской Англии девочкам разрешалось вступать в брак с 12 лет, хотя такая привилегия нечасто имела спрос. Да, в те времена многие фотографы делали снимки обнаженной натуры. В конце концов, да, снимки обнаженных детей делали только с ведения родителей и в присутствии взрослых свидетелей. Кажется, что оправдание писателя представлено исчерпывающим образом. Но если увлечение Льюиса Кэрролла было настолько прозрачным и невинным, то почему все эти оправдания потребовались? 

Представьте себе три тысячи фотографий маленьких девочек 11-12 лет в самых разнообразных позах, ракурсах, многие из которых содержат портреты без одежд. Представьте, что из многочисленных дневниковых записей Льюиса Кэрролла необъяснимым образом исчезли некоторые фрагменты, а то и целые страницы, вероятнее всего, с помощью его родственников, не захотевших огласки нелицеприятных подробностей жизни писателя. Соотнесите это с тем, что после тесной дружбы с семейством Лидделов, общение с ними резко прерывается так, что ни миссис и мистер Лиддел, ни Алиса, которую многие называют прототипом Алисы из страны чудес, не пришли на похороны к Льюису Кэрроллу. 

Глубоко духовный человек, ни разу не женившийся, не имеющий детей, неудержимо коллекционировал изображения обнаженных девочек. Своеобразное хобби писателя среднего возраста стало сферой для реализации подавляемых природных потребностей в обладании женщиной. Все как завещал З. Фрейд: сублимированная энергия либидо находит воплощение в искусстве. В данном случае искусство максимально близко было приближено к желанной цели целомудренного дьякона – полового интереса. 

Все эти рассуждения не ставят под сомнение нравственную чистоту знаменитого детского писателя. Смысл сублимации состоит в том, чтобы полностью подавить инстинктивные влечения, заменив их безопасной деятельностью, которой и выступило хобби писателя. 

Подлинное произведение искусства отличается от всех остальных своей глубиной, многозначностью, обилием символов и значений, которые позволяют интерпретировать его со всевозможных сторон. Психологи видят в «Алисе» проявление и описание действия патопсихологических симптомов, физики – наглядную иллюстрацию квантовой реальности, а кто-то – описание посвящения в тайные священные ордены, посвящения в древние таинства, предполагавшие применение средств изменения сознания, что в «Алисе» происходит постоянно – восприятие внешнего мира изменяется после распития неизвестных напитков и снадобий. 

 Настоящее искусство не может иметь однозначного ответа, оно отражает не жизнь, а того, кто в него смотрится. «Алиса» - это личностный проективный тест, позволяющий выявить самые чувствительные и болезненные темы ее читателя. Один увидит просто детскую фантастическую сказку, другой – философскую притчу о попытке познания и объяснения окружающего мира, третий – зашифрованную версию библейского сюжета о пришествии Христа. 

Прелесть «Алисы» и свидетельство высочайшего мастерства ее автора заключается в том, что она позволяет читателю увидеть в ней то, чего он не может не увидеть – самого себя. Альтер-эго Льюиса Кэрролла считали то Безумного Шляпника, то саму Алису, и даже птицу Додо, объясняя это тем, что профессор математики, страдающий заиканием, никогда не мог с первого раза произнести свою фамилию – Доджсон – и неизменно запинался на первом слоге «До-доджсон». 

До самой смерти Льюис Кэрролл отрицал, что его персонаж списан со своей знакомой одиннадцатилетней подружки Алисы Лиддел, он отрицал, что после почтения сказки, королеве Виктории принесли на ознакомление его труды по математике. Путая карты, как заправский Шляпник, Льюис Кэрролл оставил своим потомкам длинную вереницу непроверенных, неподтвержденных, спорных истин о себе, о своей жизни и о жизни своего главного творения – «Алисы в стране чудес», оставляя читателей наедине с призраками своего собственного сознания, наедине с самим собой.

Анна Иоки