Партнеры Живи добром

«Мой труд переживёт меня»: жизнь и мнения скрипичного мастера Никиты Жевлакова


Скрипичный мастер Никита Жевлаков рассказал нам о мифах, которые окутывают эту загадочную профессию, сравнил положение своих коллег в России и за рубежом, объяснил, почему инструменты Страдивари не были лучшими, а также признался, каково это — быть представителем дела, которого нет. 


Никита Жевлаков


Любой мастер начинает свою карьеру как музыкант, затем что-то толкает его к погружению. В регионах у людей могут возникнуть проблемы, с которыми просто не к кому обратиться. Это произошло и со мной. Я был контрабасистом и учился в музыкальном колледже в Орле, когда у меня сломался смычок, а мастера поблизости не было. Пришлось набраться смелости и починить его. Разумеется, первый блин комом: я вставил выпавший волос криво и пошёл со своей бедой к учителю, который, к счастью, разбирался в таких вещах. Он показал мне, как правильно это делать. Я быстро научился, и сразу стал зарабатывать небольшие деньги. Спрос был всегда, потому что любой музыкант меняет волос в смычке как минимум раз в год. Новое хобби оказалось первым шагом к моей карьере скрипичного мастера, но я об этом ещё даже не догадывался.

В училище я начал собирать литературу по ремонту струнных инструментов. Покупал всё, что можно было найти, включая переиздания дореволюционных книг. Пришлось пробираться сквозь еры и яти, что было сложно, но ещё сильнее подогрело интерес к профессии. Позднее со мной случилась забавная судьбоносная история. К воротам училища приехал грузовичок и выгрузил во двор щепки: забирайте, если жалко выбросить. Щепки оказались контрабасом. Мы с педагогом решили его реанимировать и делали это прямо во дворе колледжа, фиксируя деки кирпичами. Контрабас ожил, и я играю на нём до сих пор. С того момента я начал заниматься не только смычками, но и инструментами.

Несколько лет спустя я переехал в Москву и поступил в Академию музыки имени Гнесиных. Поначалу к моей деятельности здесь отнеслись скептически: молодой мастер всегда вызывает такую реакцию. Но со временем появились клиенты, которые рассказали обо мне другим людям — так столичное музыкальное общество меня признало.

Я выпустился из Академии и начал работать по специальности: был контрабасистом у Павла Когана, затем играл в оркестре радио «Орфей». Но в итоге я подошёл к осознанию того, что хочу сменить профессию и стать мастером. Работа оркестранта — тяжёлый физический труд, за который мало платят. Здесь же ты полностью контролируешь нагрузку и количество заказов. Впрочем, забрасывать музыку я не хочу, поэтому работаю в Гнесинском оперном театре.

Перечитав огромное количество специализированной литературы, я начал ходить к мастерам за консультациями. В ученики никто брать не собирался — здесь это больше не принято. Ни один мастер не хочет своими руками создавать сильного конкурента. Но если прямо попросить о помощи, опытные коллеги не откажут. Обычно обучение проходит так: «Хочешь — садись и смотри, ничего объяснять я тебе не буду. Поймёшь что-нибудь — молодец, не поймёшь — твои проблемы». Вопросы, конечно, всё равно возникали, и я получал лаконичные ответы. Ни разу не было такого, чтобы меня грубо прогоняли, но и секретами никто не делился. 


Миттенвальд


Затем я попал в Миттенвальд. Это целый город скрипичных мастеров в Германии, там есть старая школа, где можно с нуля освоить профессию. Местные мастера, в отличие от наших, активно идут навстречу, дают советы. Теперь я хочу поехать туда учиться. В Миттенвальде отличное образование: студенты изучают историю инструментов и реставрацию, занимаются рисованием и компьютерным моделированием. Находится городок в Альпах, где растёт та самая ель, из которой делают струнные инструменты. Так что проблем с поиском хорошего дерева нет. Для меня это очень важный момент, потому что я всерьёз планирую создать свою первую скрипку. 


Никита Жевлаков


Есть заблуждение, что скрипичный мастер — сугубо мужская профессия. На самом деле, это давно не так. В Европе много женщин-мастеров, а больше половины студентов школы в Миттенвальде — девушки. Наш труд нельзя назвать физически тяжёлым. Да, нужно строгать и работать с деревом, но это всё-таки не угольная шахта.

Впрочем, в России это дело действительно считается мужским. Возможно, по случайному совпадению девушек туда просто не тянет. А может, их пугает сложившийся стереотип, и они боятся, что к женщине-мастеру никто не пойдёт.

Но ситуация наверняка скоро изменится. Например, на контрабасе тоже долгое время играли в основном мужчины, но сейчас на сцене нередко можно увидеть замечательных контрабасисток.

Ещё один миф — китайские инструменты. Почему-то люди думают, что они плохо звучат, и вообще, китайский — значит плохой. Но сейчас эти скрипки перестают быть второсортными. В знаменитой итальянской школе мастеров в Кремоне учится много студентов из Азии. Они получают прекрасное образование, возвращаются домой и делают качественные инструменты за приемлемую цену. Скорее всего, китайцы скоро вытеснят на рынке наших мастеров. 


Никита Жевлаков


Главная трудность заключается в том, что в России, в отличие от той же Германии, такой профессии нет. Ты занимаешься делом, которое не существует официально и даже не имеет названия. В советское время многие мастера работали по госзаказу, у них был план. Сейчас же любой известный мастер, скорее всего, приписан к какой-нибудь музыкальной школе как заведующий складом или инструментовед.

Из-за специфики работы под удар могут попасть руки. Я столкнулся с этим в Академии накануне выпускных экзаменов: глубоко порезал подушечки пальцев. К счастью, тогда всё обошлось. С годами травмы случаются реже, но становятся серьёзнее, потому что меньше задумываешься об осторожности.

А ещё у меня не бывает выходных. Каждый день кто-то звонит и спрашивает, можно ли приехать — я не отказываю. С другой стороны, у меня свободный график. Я работаю и отдыхаю в том темпе, который считаю удобным.


Никита Жевлаков


В нашем деле движущая сила — старое-доброе сарафанное радио. Социальные сети и реклама никогда не заменят рекомендацию авторитетного человека. Если у студента что-то случилось, он не будет гуглить, где тут мастер, а спросит у педагога или друзей. Музыкальный мир достаточно тесный, поэтому главное здесь — репутация.

Иногда приходят интересные клиенты. Кто-то приносит старинный итальянский контрабас, кто-то — редкий дорогой смычок. Порой забегают известные солисты, да и просто люди, с которыми приятно поговорить.

Скрипичному мастеру нужно не только делать свою работу хорошо, но и быть бесконфликтным человеком. К тебе может прийти музыкант, который хочет всё и сразу, причём за копейки — таким людям нужно объяснять, что это невозможно как минимум из-за себестоимости материала. Конечно, можно не заморачиваться и сделать дешёво и плохо, но я не могу. Я вообще не могу обманывать людей.

Конечно, не все мастера так думают. Бывает, поставят трещину, заделают по-быстрому и не скажут. Или хорошую запчасть заменят на более дешёвую, а первую перепродадут. Ещё в нашей стране существует целая индустрия перекупщиков: берут убитый инструмент, реставрируют, придумывают ему красивую историю, а затем продают за баснословные деньги. Это, конечно, плохо, но многие так выживают. 


Никита Жевлаков


Страдивари — это бренд. Я знаю, что звучит странно, но иначе нельзя сказать. Этот мастер предвосхитил двадцать первый век своими восхитительным пиар-ходом. Он специально создавал себе имя. Страдивари был учеником Амати, и ему перешли по наследству заказы королевских особ. Имея такую базу, он приложил все усилия для того, чтобы о нём заговорили, а его инструменты стали признаком статуса. В них нет каких-то секретов: все мифы создавались с той же целью. Безусловно, его скрипки очень хороши, я ни в коем случае не ставлю под сомнение их качество. Но звучали они, скорее всего, хуже, чем инструменты того же Гварнери — не зря именно этого мастера предпочитал Паганини. 

В наше время не раз проводились слепые прослушивания: за шторкой играли и на старинных итальянских инструментах, и на современных, а компетентное жюри оценивало звук. В большинстве случаев побеждали вторые. Выходит, людям прежде всего нужна история. Музыканты — странные творческие создания, обладающие удивительной способностью к самовнушению. Они слышат «Сказочное серебряное звучание» там, где его нет. Как это ни парадоксально, тот самый волшебный звук — это симбиоз хорошего исполнителя и его горячей убеждённости в том, что инструменту нет равных.

Что важно, старинные скрипки и виолончели звучат сейчас не так же, как тогда. Все они подвергались ремонту и были подогнаны под акустические требования наших концертных залов. Поэтому когда мы слышим Страдивари, Амати или Гварнери — это точно не тот звук, который доносился до публики несколько столетий назад.


Никита Жевлаков


Работа скрипичного мастера интересна тем, что это всегда разгадывание тайн. Иногда подолгу ищешь источник треска или шипения: он может исходить из одного места, а трещина окажется на другом конце инструмента.

У нас нет строгих рамок и правил, ты всегда импровизируешь, выкручиваешься, как можешь. Нет инструкции и плана действий. Это захватывает и стимулирует развиваться.

И самое главное: твой труд виден. Когда ты играешь в оркестре, музыка уходит в зал и растворяется в нём. Эта работа эфемерна и существует только в сознании людей. Здесь же твоё творение можно увидеть, потрогать, погладить. Ты создаёшь произведение искусства, и оно наверняка переживёт тебя. Может быть, даже на сотни лет. Меня это до сих пор завораживает.

Алёна Прохоренко



 

Рекомендуем

Усадьба Jazz в Санкт-Петербурге
Кровожадный рассудок ищет смысл («Рыцари справедливости», реж. Андерс Томас Йенсен)
"Я родился в атмосфере страсти к кино". Интервью с режиссером Давидом Гриеко
Sting & Shaggy - «44/876»
Финал сезона 2017-2018. Заключительный концерт МГАСО
The Doors: последний свободный вздох Америки
XVIII New British Film Festival. "Бесит быть нормальным"
Игорь Сандлер: «Музыка для меня – это высшее искусство»
Искусство щедрости
«Твой шанс»: уникальный проект для абитуриентов