Прощай, Анна! “Каренина” на фестивале Solo

На фестивале Solo компания Франчески Каприоли (Италия) представила моноспектакль “Каренина” Паолы Сенаторе. Крупномасштабный роман, воплощенный в форме моноспектакля и рассказанный от лица одной единственной героини - Анны Карениной, стал поиском не только новых способов контакта с классическим наследием, но способов оторваться от него.

Когда-то Лев Толстой на вопрос, о чем его роман, сказал, что для того, чтобы ответить, нужно было бы заново его написать. Ни единого лишнего слова, ничего нельзя выкинуть и ничем пожертвовать. Спустя почти полтора века с момента написания романа, естественно, многое изменилось. Сегодня стало возможным, что развернутая в своих подробностях картина нравов и быта русского дворянства второй половины XIX века воплощается на сцене с помощью одной актрисы, одного манекена, изображающего сына Анны Серёжу, отдельной кисти руки, выступающей за целого Вронского и свето-музыкального сопровождения. Как и то, что само название постановки - “Каренина” - вовсе не означает, что поставлен сам роман. Кроме действующих лиц и некоторых сюжетных намеков от этого этапного в русской литературе произведения в спектакле нет ничего.

Обращение к эпохе Толстого для итальянки Франчески Каприоли стало не исследованием времени, и не диалогом с личностью автора, хотя и для этого в постановке находится место, а поводом для открытого политического высказывания.

Литература перетекает в жизнь, а жизнь в литературу с удивительным чувством свободы. Это тогда, во времена балов при свечах, кринолинов, неспешных экипажей и размеренного быта можно было покончить с собой под паровозом. Сейчас же поезда движутся настолько быстро, что для того, чтобы осуществить задуманное, нужно очень поторопиться. К тому же, знал ли Лев Толстой, что его великая страна будет топтана отрядами ОМОНА, СОБРа, МВД и прочими аббревиатурами? Эти вопросы, звучащие со сцены, не имеют конкретного адресата. Кто даст ответ? Лев Толстой? Власти? Зрители, то есть простой народ? Но не стоит обманываться и заранее злорадствовать: это не спектакль-вылазка итальянцев против России. Достается и Италии, которая, по наблюдению создателей спектакля, превратилась в миф о самой себе, с пастой, оперой и остальным стереотипами, годными разве что для американских кинофильмов. Этот финальный кульминационный монолог о судьбах мира и искусства произносится Паолой Сенаторе на изумляющем контрасте по отношению к первой половине спектакля. Сначала постановку можно счесть едва ли не провокацией - мы получаем одно за другим все клише об “Анне Карениной”. Потом оказывается, что это и правда провокация - в какой-то момент действие доходит до грани китча, даже при ясной и чувственной игре Паолы Сенаторе, Анна. И тут нам меняют правила игры. Актриса начинает вести разговор не как Анна Каренина, а от имени персонажа, “со стороны”. Впору вспомнить “6 персонажей в поисках автора” Пиранделло, но есть существенное отличие - здесь к тексту роли добавляется “отсебятина” авторов спектакля, как раз и превращающий постановку в высказывание на тему. Если до этого актриса существовала, хоть и с некоторым отстранением (роль единственного повествователя, без партнеров обуславливает это), но в традициях театра переживания, то во вторую часть можно смело отнести к брехтовским зонгам. Тут можно найти все приметы эпического театра: политическая заостренность, социальные вопросы, никакого сопереживания и сострадания, напротив, осознание общественных проблем: “I-phone, I-pad, I-cloud, I-watch...I..I..I..Я..Я..Я..” Люди слишком сосредоточены на себе, чтобы чувствовать эти великие чувства из великих романов, Лев Николаевич.

Отношения с Львом Толстым у режиссёра и актрисы впечатляюще объёмны. Через него идёт разговор с романом, всей необъятной русской культурой, а ещё он выступает как символ целостного, с четкими нравственными и эстетическими ориентирами, но бесконечно самовоспроизводящегося культурного наследия. “Холодно, холодно, холодно. Пусто, пусто, пусто. Страшно, страшно, страшно”, - говорит Анна словами Нины Заречной, ещё одной такой же “печальной традиции”. Манекен Сережа рассыпается под поцелуями матери, оставляя у неё в руках то ручку, то ножку, пока от мальчика не остаётся горка разрозненных частей, отсылая нас к трагедии о Медее. Ирина больше не хочет учиться, Маша не хочет быть счастливой, Федра отправляется в отпуск. Они сестры по несчастью, вынужденные тысячи раз снова и снова на подмостках проживать одну и ту же судьбу. Вереница образов, с которыми мы, вероятно, не скоро сможем попрощаться. По просьбе актрисы, впрочем и по горячему желанию зрителей, Анна идёт на перрон и снова бросается под паровоз. “Хорошо, Анна умрет ещё раз. Но только последний, хорошо?”, - с надеждой Анна-Паола обращается в зал.