Русский Уайльд. Игорь Северянин

Несомненно, ирис – символ эпохи модерн. Однако поэзия периода эстетики приняла в качестве символа другой цветок, олицетворяющий девственную чистоту и смерть – лилию. Бархатный берет и лилия в петлице, навсегда объединили двух эстетствующих творцов: Оскара Уайлда и Игоря Северянина. Прекрасный белоснежный бутон и хрупкий гибкий стебель -  символ тонкого и чистого творчества, характерного для эпохи символизма. 

Декаданс, привнёсший в культуру голубые нотки грусти и ностальгии, прививал обществу тонкий вкус и эстетизм. Парадоксально, что слово «эстетизм», звучавшее в адрес поэтов, было даже слегка ругательным, предполагая обвинения в излишних грёзах и мечтаньях. Главный идеолог эстетической теории в литературе – Оскар Уайлд, вращавшийся в кругу прерафаэлитов и обожавший Рёскина, оправдывал эстетизм как единственное средство от «пошлости, грубости и дикости» мира. 

Влияние Уайлда на Игоря Северянина было огромно. «Отныне плащ мой фиолетов, Берэта бархат в серебре…» и плащ действительно был и берета была: даже внешне, Северянин походил на лондонского денди, только носил он бархатный пиджак. Оба певца стремились превратить свою жизнь в искусство, окружив себя прекрасным. 

Игорь Северянин, чья настоящая фамилия Лотарёв, нарочито писал свой псевдоним через дефис, подчёркивая, что Северянин это всего лишь второе имя. Но публика стала воспринимать приписку в качестве фамилии, что в последствии закрепилось. 

Его первое стихотворение «Гибель Рюрика», опубликованное в 1905 году в одном из солдатских журналов, считается началом творческого пути Северянина, который рассылал свои стихи по издательствам и газетам, а неопубликованное на собственные деньги печатал в брошюрах, пока однажды его стихи не раскритиковал сам Лев Толстой. Однако «безнравственность», так возмутившая Льва Николаевича, сделала Северянина популярным. 

Первыми ценительницами его творчества стали пышущие страстью и юностью гимназистки и эмансипантки - бунтарский дух, сочетавшийся с эстетикой и грустью декадентства совсем не претил дамам, скорее наоборот. Наконец газеты с лихвой принялись печатать произведения Северянина! Воодушевлённый успехом, будущий «король поэтов» провозглашает о создании «Эго Вселенского футуризма»: критика «хрипела до остервенения», категорически отторгая ещё одно футуристическое направление.

Но если кубофутуристы предлагали «сбросить Пушкина с Теплохода Современности», то эгофутуризм Северянина призывал продолжать «поиски нового без отвергания старого». В противоборстве радикального и умеренного, умеренный эгофутуризм проиграл: первым общество оставил сам Северянин, посчитавший, что перерос эго-направление. Уходя, поэт предвосхитил свой будущий успех: в 1913 году вышел сборник «поэз» «Громокипящий кубок», позднее подвергшийся многократным переизданиям, и вызвавший у публики полный восторг. 

В тот период, Гумилёв писал о Северянине, как о новом авторе, насытившем стихи богатством ритмов и обилием образов. Популярность северянинских «поэз» подкрепляли его многочисленные участия в поэтических битвах, проходивших в разных городах России. Изначально, образ поэта-гедониста, слегка печального и с лилией в руках даже смешил зрителя до слёз. 

Манера исполнения, больше походившая на монотонные напевы, казалась странной, но в зритель обнаруживал в ней нечто привлекательное, что приводило его в полный восторг и вызывало волнение. Звание любимца публики прижилось за Северяниным практически сразу, люди выстаивали очередь, чтобы попасть на его чтения. В период с 1915-1918 год, Игорь Северянин постели порядка 20 российских городов, большая половина его выступлений (около 79) пришлась на провинцию. 

События революции 1917 года вынудили Северянина уехать в Эстонию. Он обосновался в небольшом посёлке Тойла. В феврале 1918 года он вернулся в Москву, где его провозгласили «Королём поэтов», предпочтя таким мэтрам как К. Бальмонт и А. Маяковский. Возвратившись в следующем месяце домой, Северянин оказался заложником Брестского мира, по условиям которого Эстония переходила под влияние Германии. 

Оказавшись в вынужденной эмиграции (себя он ни в коей мере не определял эмигрантом), Северянин не отказывается от поэтического поприща: продолжает писать «поэзы», но, по меткому выражению М. Цветаевой, больше «не поёт». Систематические поездки по Европе, поэтические вечера… Северянин всё более подчёркнуто скучает в своих стихах по России. 

В автобиографической поэме «Колокола Собора чувств», сонетах и прочих сборниках, русские мотивы становятся лейтмотивами, навевая что-то тютчевское, лирическое…В декабре 1941 года Игорь Северянин умирает в оккупированном Таллине, получив признание русского читателя посмертно.

Александра Пешкова