Люк Лоренцен: «В своем фильме мне хотелось показать столкновение хорошего и плохого»

Вот уже полгода американец Люк Лоренцен разъезжает по кинофестивалям разных стран со своим документальным фильмом «Полуночная семья» («Midnight Family», в России его также называют «Полуночная помощь»).

Фильм рассказывает о семье Очоа – владельцах частной скорой помощи. Это распространённое явление в Мехико, где на весь город имеется лишь 45 карет скорой. Потому здесь множество частных «фельдшеров», которые буквально бьются за каждого пациента.

Лоренцен ездил с Очоа на протяжении трёх лет и показал портрет семьи, которая занимается благородным делом, но нередко прибегает к весьма грязным методам. Очоа приходится давать взятки полицейским, просить деньги у родителей умерших пациентов и отвозить своих подопечных в частные клиники, которые им платят.

«Полуночная семья» уже собрала двадцать наград, в том числе на фестивале Sundance и международном фестивале документального кино в Шеффилде. В сентябре Люк Лоренцен привёз фильм в Петербург на «Послание к человеку». О своём первом самостоятельном проекте (он выступил и режиссёром, и оператором, и монтажёром) он рассказал DailyCulture.ru.

– Как вы познакомились с семьёй Очоа?

– Закончив [Стэнфордский] университет, я переехал в Мехико и работал там над двумя проектами. Я искал историю, о которой можно снять фильм. И однажды утром я встретил Очоа – их скорая была припаркована прямо перед моим домом. Встреча была очень спонтанной. Я понял, что это семейный бизнес, и мне стало любопытно поездить с ними одну ночь. Так что я спросил у них разрешение, и в первую же ночь окунулся в настоящий тайный мир медицины, где скорые устраивают гонки друг с другом... И я понял, что об этом нужно снять фильм.

– Вы с ними быстро поладили?

– Почти сразу же! Они – очень дружелюбные люди. И это, на самом деле, было трудностью, потому что я всегда очень хорошо с ними ладил. И мне нравилось быть с ними. Но я видел, как им приходится сталкиваться с этическими вопросами, и это было достаточно трудно принять и объяснить. Вот это столкновение хорошего и плохого мне и хотелось показать.

– И вы до сих пор общаетесь с Очоа?

– Да, вот сегодня как раз с ними разговаривал. Рассказал им о России, о фестивале, о русских... Мы общаемся несколько раз в неделю, когда есть возможность, я к ним приезжаю.

– А как они приняли фильм?

– Он им очень понравился. Когда семья только посмотрела фильм, они где-то минуту сидели в полном молчании, а потом заулыбались. Они посещали несколько фестивалей, всегда сидели в первом ряду. Думаю, они в восторге от того, что видят себя в фильме. Там есть моменты, в которых они показаны уязвимыми, делающими сложные вещи – это всё их жизнь. Очоа увидели самих себя. Им было всё равно, говорят ли о них другие, для них главное – это моменты, которые они помнят, которые они пережили. Так что, да, им понравился фильм, возможно, больше, чем кому-либо ещё!

– Всей семье приходится оказывать первую помощь пациентам, иногда случаи очень тяжёлые. У них есть какое-то медицинское образование?

– Фер, отец, немного работал в мексиканском Красном кресте и там научился всему необходимому. И потом он научил всю остальную семью. Так что это такое семейное образование.

– Вы снимали весь фильм в одиночку. Как проходил съёмочный процесс?

– Я снимал один, но с двумя камерами. Снимать я мог только с одного небольшого места, и даже поворачивать камеру было сложно. А вторая камера была прикреплена к капоту автомобиля, перед окном, чтобы записывать, что происходит в водительской кабине, и я не мог за ней следить. Только на то, чтобы понять, как снимать, где я могу находиться, как будут выглядеть инциденты, ушло много-много недель. Но как только я понял, привык, это превратилось в рутину: каждую ночь происходило примерно одно и то же, и я мог снимать одинаково.

– Ночные съёмки, наверное, добавили трудностей?

– На самом деле, это было очень красиво. Городской свет позволял снимать так, что всё прекрасно видно, и придал фильму такие мягкие цвета. Мне это очень-очень нравится. Когда снимаешь днём, есть определённые периоды (где-то с 11 до 17 часов), когда свет настолько яркий, что снятое плохо смотрится. А ночью такой проблемы вообще нет.

– За три года вы отсняли около четырёхсот часов материала. Как вы выбирали, что оставить в фильме, а что – убрать?

– Это было трудно, но я знал, что основой фильма будут пять-шесть инцидентов. Поэтому я искал эти происшествия, каждое из которых, так сказать, повышает моральную планку, что правильно, а что – нет. То есть, выживание пациента и выживание семьи – оба эти фактора постоянно сталкиваются, всё сильнее и сильнее. А потом нужно было разбавить эти инциденты другими сценами, которые расскажут, что это за люди, и почему они принимают такие решения. Так что я искал такие сцены, и из этих четырёхсот часов подходило всего несколько моментов. На съёмки и монтаж ушли долгие месяцы, но я знал, чего хочу, практически с самого начала.

– А были ли сцены, которые вам очень нравились, но которые пришлось вырезать?

– О, да, множество! Сотни, сотни. Правда, были сцены, которые мне нравились, но они не продвигали сюжет, так сказать. Это всегда очень сложно. Например, жутко смешная сцена, чудесная шутка – но эта шутка не рассказывает о семье, не двигает историю вперёд. И ещё было множество по-настоящему потрясающих инцидентов, но они не подходили к другим инцидентам.

– Мексиканские власти как-то отреагировали на ваш фильм? Что-то изменилось в медицине?

В целом, там всё так же, как и раньше. Люди толком не знают об этой ситуации со скорыми, потому что редко об этом задумываются. Но и фильм ещё, по сути, только-только вышел. Помню, когда мы в марте устроили предпоказ в Мехико, под открытым небом, подъехали скорые, постоянно ездили полицейские машины. Все сигналили, мигали. Это было потрясающе, настоящий 4D. А после показа с нами связались медицинские власти. Надеюсь, что-то всё-таки изменится.

– Несомненно, снимать некоторые сцены было эмоционально тяжело. Этот фильм изменил что-то в вас?

– Изменил, и очень многое. Ну, думаю, когда проводишь несколько лет с людьми, которые живут совсем не так, как ты, начинаешь смотреть на мир иначе. У семьи Очоа очень сложная жизнь, иногда им просто нечего есть. И наблюдать за их жизнью было невероятно тяжело. Это полностью изменило мой взгляд на людей, которые иногда совершают неправильные поступки: на то всегда есть причина.

Мария Баратели