Патриот или умалишенный: Петр Чаадаев

Петр Яковлевич Чаадаев остался в памяти народа как человек, которого вышней волею сам император объявил сумасшедшим. Но кем на самом деле был этот философ, многие уже не помнят, в то время как идеи, за которые весь свет воспринял его как умалишенного, актуальны для современной России как никогда. Но, как и почти двести лет назад, вслух высказать правду – смельчаков не находится.

Первая половина жизни Петра Чаадаева прошла блистательно. Он с успехом закончил Московский университет, в свете он прославился великолепной библиотекой и большой эрудированностью. Во время Отечественной войны 1812 года участвовал во всех ключевых сражениях и дошел до Парижа. От самого низкого чина он, засчет собственных военных достижений, дослужился до звания гвардейца гусара. В своем доме он принимает самый цвет западной и российской культуры: у него гостят Ференц Лист, Проспер Мериме, князь Вяземский, А.С. Пушкин, В.А. Жуковский, А.С. Хомяков…

С А.С. Пушкиным П.Я. Чаадаева связывают особо близкие отношения. Они состояли в длительной и откровенной переписке. Знакомство их произошло еще в 1816 году в Царском Селе. А.С. Пушкину тогда было всего 15 лет, П.Я. Чаадаеву 21 год. Позже старший товарищ хлопотал за юного поэта, когда встал вопрос о его ссылке. Вместо этого Пушкин получил всего лишь назначение на службу в Бессарабию. После переломного для Чаадаева 1936 года, когда весь свет ополчился против него – царь, государство, церковь, студенчество, общество, - Пушкин спорил с ним по очень многим пунктам, но спорил, находясь на позиции верного друга.

Хотя лично я сердечно привязан к государю, я далеко не восторгаюсь всем, что вижу вокруг себя; как литератора - меня раздражают, как человек с предрассудками - я оскорблен,- но клянусь честью, что ни за что на свете я не хотел бы переменить отечество или иметь другую историю, кроме истории наших предков, такой, какой нам бог ее дал.

Письмо Пушкина – Чаадаеву от 10 октября 1836 года.

В сентябрьском номере журнала «Телескоп», по решению редактора этого журнала – Н.И. Надеждина и с позволения главного цензора, а по совместительству и ректора Московского университета А.В. Болдырева, было напечатано «Философическое письмо» Чаадаева. В истории русской публицистики сложно вспомнить еще один случай, когда публицистическое произведение вызвало бы настолько сильные волнения в обществе.

Страна была оскорблена. Студенты рвались вызвать смутьяна на дуэль, общественные и государственные деятели выступали в печати с ответными гневными отзывами, государь официально объявил опубликованное письмо плодом трудов умалишенного и распорядился, чтобы каждый день к Чаадаеву приходил домой врач, освидетельствовать степень его умалишенности.

«Я не научился любить свою родину с закрытыми глазами, с преклоненной головой, с запертыми устами. Я нахожу, что человек может быть полезен своей стране только в том случае, если ясно видит ее; я думаю, что время слепых влюбленностей прошло, что теперь мы прежде всего обязаны родине истиной. Я люблю признаюсь, этот блаженный патриотизм лени, который приспособляется все видеть в розовом свете и носится со своими иллюзиями и которым, к сожалению, страдают теперь у нас многие дельные умы», П.Я. Чаадаев.

Чаадаев действительно был сумасшедшим. Нужно таким быть, чтобы жить в России и сметь говорить правду такой, какой он ее видел, говорить громко, во всеуслышание. Он усомнился в России, в правильности избранного ею пути. Чаадаев отверг слепую любовь к стране, вопреки всякому здравому смыслу. В течение трех лет он прибывал за границей, путешествовал по Лондону, Парижу, Риму. Вдохнув свежий воздух западной свободы, он нашел в себе силы вернуться в Россию, зажатую тисками народной пассивности и власти, цензурировавшей жизнь и мысли людей. Необходимо было указать на вековые российские проблемы и беды, чтобы гласно о них заявив, начать с ними бороться.

В глубоких и тяжелых размышлениях об ошибочном пути России было больше патриотизма, чем в словах самого заядлого оптимиста. Сложность состояла в том, что на государственном уровне про Россию запрещалось говорить сколько-нибудь плохо. В те времена (только ли в те?..) официально у России было славное прошлое, прекрасное настоящее и многообещающее будущее. Любые другие мнения относительно судьбы страны подвергались жесткой цензуре, не выходили в печать и подвергались преследованиям.

Главной ошибкой Чаадаева было то, что он посмел свободно высказать собственное мнение, - ошибка для России непростительная. Карьера успешного процветающего издателя Николая Надеждина была закончена. Цензор Алексей Болдырев, пропустивший в печать «Философическое письмо», был лишен всех почестей и пенсии.

Очень трагично судьба Петра Яковлевича Чаадаева продолжилась в его внучатом племяннике – Дмитрии Ивановиче Шаховском, которому принадлежит заслуга нахождения остальных философических писем, неизвестным образом утерянных в середине 1830-х годов. Он много сделал для структурирования и правильного понимания всех философических писем Чаадаева. Но за отступничества от советской власти и вольнодумие (что, вероятно, досталось ему по наследству от своего печально известного предка) Дмитрий Шаховской был подвергнут страшным пыткам сотрудниками НКВД и 15 апреля 1939 года расстрелян.

Жизнь двух людей, принадлежащих к одному роду, но разнесенных во времени на сто лет, хорошо высвечивает особенности эпох. Царская власть, безусловно, подавляла человеческую личность, жесткая цензура позволяла публиковать только то, что было нужно ей, за неповиновение часто отправляли в ссылки, лишали званий, чинов, привилегий. Но в том «счастливом будущем», о котором грезили настоящие патриоты, ставки существенно возросли: поводы для ареста становились все более незначительными, а то и вовсе отсутствовали, а плата за провинность равнялась человеческой жизни.

Чаадаев поставил чувствительные и больные вопросы для России, ее пути и предназначения. В настоящее время, когда наблюдается всплеск патриотических настроений, ликований, восторгов, будет не лишним вспомнить, что говорил Чаадаев о слепом, бездумном восторгании и попытаться спокойно и без ненужных аффектаций посмотреть на реальную действительность страны, в которой мы живем, если хватит на такой шаг смелости и безрассудства.

Анна Иоки