Голову долой («Легенда о Зеленом Рыцаре», реж. Дэвид Лоури)

Жил-был в славном замке Камелоте юный сэр Гавейн (Дев Патель), крутил шашни с простолюдинкой по имени Эссель (Алисия Викандер), очень хотел стать настоящим рыцарем и… не знал, что готовит ему судьба. А старый король Артур, чей он был племянник, пожелал однажды в Рождество услышать какую-нибудь невероятную историю о подвигах. И по странному совпадению в зал тотчас же въехал на коне загадочный рыцарь огромного роста с веткой падуба в руке, и был он «зелёной зелени зеленей». И предложил незнакомец новогоднюю игру. А правила такие: любой, кто осмелится нанести удар, ровно через год и день получит равный по силе ответный. Взялся за меч сэр Гавейн, чтобы не посрамить честь Круглого стола и одним махом срубил рыцарю голову. Да вот незадача: тот как ни в чём не бывало поднял её с пола и со смехом ускакал прочь. Но ведь это была всего лишь игра?

Так и весь фильм Дэвида Лоури («История призрака», «Пит и его дракон», «Человек с пистолетом»), снятый по мотивам классической и анонимной аллитерационной поэмы XIV века — не более, чем визионерский трюк, обманка, псевдоинтеллектуальный ребус для зазевавшегося зрителя. Но и не менее. И однако же — сеанс визуального гипноза, транс, медитация, притча о бесплодности человеческой борьбы и судьбы.

«... Ничуть не медля, без уговора и не по сговору. Вырвешь сегодня с корнем — а завтра снова она, ползёт и ползёт через край. Пока мы все жаждем красного, к нам приходит зелёный. Красный — это цвет похоти, а зелёный — её последыш. В сердце, в утробе. Зелёный остаётся, когда ушли чувства, когда умерла страсть, или умерли мы сами...»

Это кино, в котором изображение вытесняет смысл звучащих или сказанных слов — примерно также, как согласно одной из трактовок, скрытый, иносказательный сюжет поэмы — постепенная победа христианства над язычеством, человека над природой, цивилизации над дикостью. Тем не менее, в случае с «Легендой о Зелёном рыцаре» ни в чем нельзя быть уверенным до конца: возможности интерпретации как текста, так и сюжета фильма неисчерпаемы. Без преувеличения почти каждая деталь говорящая, в ход идёт символика цветов и чисел, и многое лежит совсем не на поверхности. В поэме герб на щите Гавейна — пентаграмма, то есть пятиконечная звезда, или же «узел без конца и начала». У каждой из пяти линий — своё значение, каждая отражает одно из пяти ключевых качеств рыцаря (щедрость, товарищество, благочестие, куртуазность, чистота). Все вместе они — символ безупречности и совершенства, и это только один из вариантов, предложенных автором. Именно поэтому любая попытка единственно верного объяснения в этом случае заранее обречена на неуспех.

Лоури, естественно, всего лишь предлагает свой вариант прочтения, но при этом самозабвенно соблюдает правила игры. И у него тоже всё двоится, множится и отражается одно в другом. Например, Алисия Викандер играет сразу две женских роли, прямо противоположные по социальному статусу. Матью Гавейна неожиданно оказывается не кто-нибудь, а колдунья Фея Моргана (Сарита Чоудри), которая, кажется, и плетёт саму нить сюжетного действа. Лоури одновременно играет в аутентичность и осовременивает героев, расширяя замысел анонимного автора порядочной долей противоречащего ему сценарного вымысла. Так, если в поэме, которую принято считать поздней деконструкцией жанра рыцарского романа, герой Гавейна все ещё был образцовым куртуазным храбрецом, силачом и джентльменом одновременно, то Дев Патель уже оказывается неуверенным в себе, безвольным и во многом эгоистичным слабаком-миллениалом (хотя, конечно, не всё так однозначно безнадёжно).

Но главное — легкий и ироничный текст превращается в тягучий, завораживающе прекрасный фэнтези-хоррор о тщетности любых усилий, в тревожное роуд-муви о бренности человеческого бытия (неслучайно это продукт студии A24). Гавейн Пателя уже в первых кадрах моментально проходит ту границу, что отделяет привычный и уютный мир живых от пространства призраков — ведь в прологе с эпиграфом, будто озвученным голосом Галадриэль из «Властелина колец», его картонная голова с нимбом-короной буквально воспламеняется. Одним этим эффектным и довольно вычурным жестом Лоури моментально обеспечивает себе необходимую для отстранения дистанцию и ловко порывает с каноном — однако затем не уходит в чистый постмодерн, а на протяжении всего фильма продолжает балансировать на тонкой грани между мистикой и натурализмом, историзмом и условной эклектикой. 

С одной стороны, в своём протяженном во времени и пространстве фантастическом странствовании Гавейн встречает обнаженных великанш, духа отрубленной головы святой Винифреды, говорящего лиса-проводника (в поэме он всего лишь молчаливо убегал от охотников) и ещё немало странных вещей. С другой — куда уж конкретнее — морально неустойчивого героя Пателя успевают обворовать, запечатлеть при помощи камеры-обскуры и совершенно не в духе куртуазной морали несколькими всем известными манипуляциями довести до семяизвержения. А в кино ведь не часто доведётся увидеть рыцаря, которому мастурбируют. Сам кадр при этом без стеснения пестрит изысканными виньетками с названиями глав как в заправском иллюстрированном манускрипте. Кроме того, весь грядущий сюжет дополнительно разыгрывается куклами в балагане, а за кадром помимо обманчиво средневековой музыки Дэниэла Харта звучат аутентичные песнопения на латыни. И да, не станем заострять внимания на том, что доспехи коренного британца, также как в недавнем «Дэвиде Копперфильде», примеряет этнический индус.

«...Ты уйдёшь и твои следы порастут травой. Могила зарастёт мхом, и на восходе солнца зелень заблестит всеми оттенками и тонами. Эта медная зелень захватит твой меч, твои монеты и твои башни. Как ни крутись, а всё, чем дорожишь, падёт перед ней. Твоя кожа. Твои кости. И добродетель».

Ибо всё это не существенно. Где-то маячат отсылки к Тарковскому и «Властелину Колец» — ну и пусть, в конце концов, Толкиен переводил поэму о Гавейне со староанглийского. А ещё, по признанию Лоури, источником вдохновения для экранизации послужило полузабытое ныне странное фэнтези Рона Ховарда «Виллоу» (1988) с Вэлом Килмером. Камера Эндрю Дроза Палермо ведёт себя на редкость непредсказуемо, то захватывая долгие планы с многоуровневыми мизансценами во всей их глубине, то неожиданно разворачиваясь в панораме на 360 градусов. Кадр то и дело меняет окраску, монтаж причудлив и дробен — и вся жизнь разом проходит перед глазами. Магическая же неясность, непроясненность истинной цели путешествия Гавейна (встреча со смертью? готовность принять свою судьбу? нравственное взросление после череды испытаний?) вместе с зыбким, неочевидным финалом только добавляет всему происходящему таинственного значения.

Пусть всё ускользает и тлеет; главное открытие в том, что человек не может быть идеален. А рыцарь — прежде всего человек. Да и кто устоит, если не перед страхом смерти, то перед чарами дамы? Ведь Хранитель Зелёной Часовни уже занёс свою секиру и готов нанести удар.

Если же это была игра, то она не окончена — у зелёного бесконечно много оттенков.

«Легенда о Зелёном Рыцаре» — как в кино, так и в онлайн-кинотеатрах.

Иван Цуркан