Конфетная элегия, или Разрозненные примечания к широкой газетной полосе («Французский вестник. Приложение к газете Либерти. Канзас Ивнинг Сан», реж. Уэс Андерсон)
Экскурсия по Аннуи-Сюр-Блазé, или Один короткий репортаж журналиста Сазерака, написанный им с немалым риском для жизни, из которого вы узнаете о славном прошлом и настоящем одного французского городка и его разнообразных обитателях
Врез отдела статистики: согласно подсчётам, каждую неделю из грязной речки Блазé вылавливают 8 с четвертью трупов. К другим новостям: по обыкновению, в Аннуи выпадает 750 мм дождя и 190000 снежинок. В мутных речных водах кишат угри, в подзёмке — крысы, а на крышах не спрятаться от кошек. Словом, когда-то (в Средневековье?) знававший лучшие времена заштатный городишко — не то чтобы центр мира. Однако если название города дословно переводится как Скука-На-Апатии, то его жителям впору задуматься. Если же название фильма, всё действие которого разворачивается в этом вымышленном городке в переводе на русский состоит из 9 слов, то зрителям лучше сразу быть начеку. Ну а если в одной из сотни ролей Оуэн Уилсон, а в кадре миллион отсылок, значит, никакой ошибки быть не может: это фильм Уэса Андерсона в стиле Уэса Андерсона, написанный и снятый Уэсом Андерсоном.
Так вот: «Французский вестник» — это Уэс Андерсон, возведенный в куб и поставленный на перемотку на скорости 1,5, так что глаз буквально не поспевает за стремительно сменяющиммися картинками. Тот самый всеми любимый Уэс Андерсон с идеально выстроенными по линейке кадрами, бесконечными осями симметрии, карамельно-яркой палитрой, отточенными диалогами и россыпью всех мало-мальски известных актеров от мала до велика на ролях первой, второй и третьей величины, только выкрученный на максимум. Монтаж скачет туда-сюда, экран делится на части, перемежаясь титрами с переводом других титров, так что едва успеваешь переводить дух (спойлер: не успеваешь). Тщательно выверенное ч/б кажется, вообще произвольно переходит в цвет и обратно, меняются истории и действующие лица, но неизменным остается одно: в маленьком Аннуи-сюр-Блазé постоянно что-то происходит. Естественно, будни маленького городка (съёмки проходили в таком же маленьком и старинном французском Ангулеме) не могут быть настолько насыщенными — но разве кому это важно? Да здравствует урок воображаемого краеведения!
Лекция по искусству от Дж. К. Л. Беренсон, или Драматичнейшая и пронзительная история взаимоотношений Творца и Музы в стенах психиатрического отделения одной отдельно взятой тюрьмы, а также самой крупной взятки в истории исправительного дела и ушлого арт-дилера, открывшего миру великого художника Мозеса Розенталера, создателя железобетонного шедевра «Десять фресок на конструкциях из несущего бетона»
Раздел об искусстве. Тюрьма, психиатрическое отделение. Творец и Муза, Муза и Творец… Что, если она надзиратель, а он — убийца-психопат, сидящий 50 лет за двойное убийство? Что, если между ними односторонняя страстная любовь и взаимное вдохновение? Ведь так интереснее. Первая новелла — возможно, и лучшая. Спойлер: обнаженная Леа Сейду прекрасна. А Тильда Суинтон читает лекцию, то и дело прикладываясь к бутылке.
Это не «Побег из Шоушенка» на минималках, как в предыдущем многофигурном опусе Уэса Андерсона «Отель Гранд-Будапешт» (2014), где Харви Кейтель с товарищами по несчастью проворачивал безумную операцию по освобождению из тюрьмы — здесь на волю выносят не людей, а монументальную живопись. Ну а взросление персонажа показывают не гримом, а сменой актеров, почему нет.
Уэс Андерсон, кажется, троллит всех сразу — и феминизм, и исправительную систему, и галеристов. Самые ушлые и лучшие арт-дилеры уже давно в тюрьме, а самые богатые коллекционеры, могущие себе позволить транспортировку бетонной стены на частном самолете — в Америке. Всё так и есть, так устроен мир. Главное помните: он это не всерьез.
Мимолетный роман Люсинды Клеменц, переросший в программный манифест поколения, или Бурная хроника студенческого протеста, вошедшего в историю под именем Шахматной революции, и его последствия
А вот и те самые голодные и отчаянные студенты из квартала ночлежек, собирающиеся в кафе под названием «Шутки в сторону». Требование свободного допуска юношей в женское общежитие как спусковой крючок Революции. Малолетний дезертир как последняя капля и будущий герой знаменитой театральной постановки. Вообще — нарочито театральный оммаж и пинок под зад французской «Новой Волне», студенческой революции 68-го и особенно некоторым фильмам Годара.
Обнаженный как Марат Давида Тимоти Шаламе в ванной и в постели с Фрэнсис Макдорманд (на стене Пастернак). 19-летний предводитель бунта с говорящей фамилией Дзефиррелли. Естественно, вариация на сюжет «Ромео и Джульетты» с трагическим финалом. Но что делать с биологической потребностью в свободе, куда её деть? Студенты, общающиеся между собой на смеси латыни, жаргона и языка жестов. Лозунг революции: «Дети Недовольны». Слова сильнее поступков, и значит, нужен манифест.
Грош цена любой революции, если её нельзя предотвратить шахматной партией! Грош цена журналист(ке), блюдущей журналистский нейтралитет! Раздел: «Политика/Поэзия», и поди пойми, чего здесь больше.
Главный урок: любые всплески свободы приводят к закрепощению. Утром в начале недели дети вернутся в школы по звонку, как будто ничего не было.
Стремительная полицейская спецоперация по спасению ребёнка с привлечением основателя движения «Полицейская кухня», шеф-повара приватной столовой комиссариата муниципальной полиции лейтенанта Нескафье, проведённая в присутствии журналиста Робака Райта и описанная им в репортаже, впоследствии слово в слово пересказанном в телеинтервью
Полицейский участок-лабиринт, в котором без труда может заблудиться журналист-гомосексуалист с топографическим кретинизмом. Раздел: «Вкусы и Запахи». Лучшая форма рассказа — комикс, настолько всё стремительно (живые фотореалистичные герои просто не могут поспеть за ходом событий). Рамка в рамке, двойное обрамление: журналист и непосредственный участник событий дословно пересказывает свой знаменитый репортаж в интервью.
Закадровый голос звучит предельно убедительно. И это та самая глава, в которой сильнее всего заметно, что Уэс Андерсон только что прокричал «мотор» — и кадр пришёл в движение.
Не забываем: полицейская кухня должна быть транспортабельной, богатой белками и употребляться не доминирующей рукой — так, чтобы в любой момент можно было пальнуть в преступника-похитителя. Повар, познавший вкус яда. Уиллем Дефо в клетке для куриц, Сирша Ронан в образе пленительной голубоглазой проститутки. Лыжная погоня из «Отеля Гранд-Будапешт» ничто в сравнении с безумной машинной гонкой по узеньким улочкам Аннуи.
Мораль: не стоит похищать детей у комиссара полиции. Лучше просто дайте ему спокойно поесть.
Некролог первому и последнему главному редактору «Французского Вестника» Артуру Ховитцеру-младшему, навсегда променявшему большое будущее на канзасских равнинах на утонченную жизнь во Франции и превратившему воскресный местечковый еженедельник «Пикник» в одно из лучших приложений к американской газете
Артур-Ховитцер младший (главный прообраз — главред New Yorker Гарольд Росс) умер в 1975 году, его хладное тело не сразу было предано погребению из-за забастовки в морге, зато в итоге нашло свой последний приют на тех самых равнинах Канзаса, что он покинул в далёкой юности. В игрушечном мире Уэса Андерсона даже умирают как-то весело и понарошку, даже целые эпохи кончаются с весёлым хлопком.
По завещанию первого и единственного главного редактора «Французского вестника», на протяжении десятилетий доблестно прививавшего неотесанным американцам вкус ко всему французскому, станки были расплавлены, выпуск журнала прекращен, журналистам выплачено жалованье. Само собой, подписчикам возмещены все расходы на так и не вышедшие номера. И вот редакция пишет некролог сообща.
Конечно, сотрудники журнала: Беренсон, Сазерак, Клеменц, Робак Райт занимались не журналистикой, а литературой. Естественно, он всех их холил, лелеял, пестовал и только иногда мог слегка пожурить. А если кто-то из них превышал допустимый объем раз этак в десять, резал шапку, докупал бумаги, уменьшал шрифт и печатал все равно, почти без правок. И ещё зачем-то держал в редакции одного слепого автора, умевшего видеть чужими глазами, одного мастера художественной скорописи и одного репортёра, так и не закончившего ни одной статьи, зато исправно подпиравшего стены с книжкой и яблоком. Наверное, просто так, для коллекции, а может даже, из чисто гуманистических соображений.
Что это, ода уходящей типографско-бумажной эпохе? Оплакивание свободной прессы, идеальной и понимающей отцовской редактуры или великой старорежимной журналистики, канувшей куда-то вместе со всем XX веком?
Когда вместе с главным редактором хоронят печатную машинку и пачку бумаги высочайшего качества, это ли не лучшее и самое главное признание его прижизненных заслуг?
И если «Французский вестник» — и гротеск, и фарс, и пародия разом, то искренняя и любовная. Мы все в кабинете редактора, а его играет Билл Мюррей. Карта Канзаса в полстены. Но ведь каждая история заканчивается грустно и плохо, какая же это комедия? «Ты уволен». А «плакать запрещено».
«Французский вестник. Приложение к газете «Либерти. Канзас Ивнинг Сан» — уже в кино.
